26  

Сложив ладони ковшиком, Триша зачерпнула воды, умылась. Пить не стала, вспомнив, как кто-то сказал, что из лесных ручьев пить нельзя: можно заболеть. Но для воспаленной кожи вода, наоборот, стала лекарством: ее словно погладили прохладным шелком. Девочка зачерпнула воду еще раз, смочила шею, руки до локтя. Потом набрала со дна ил и начала намазывать на лицо и шею, от круглого воротника свитера, на спине которого красовалось: 36 ГОРДОН, до линии волос. При этом ей вспомнился эпизод из комедии «Я люблю Люси», который она видела в передаче «С Ником в девять». Люси и Этель в салоне красоты, каждая с грязевой маской на лице. Приходит Деси, смотрит на одну, на вторую и спрашивает: «Эй, Люси, которая из вас ты?» Зрители, конечно, покатывались со смеху. Триша понимала, что выглядит точно так же, как Люси и Этель, но ее это нисколько не волновало. Зрителей не было, смеха – тоже, а кровососы ее достали. Они же просто могли свести ее с ума.

Илом она мазалась минут пять, в конце очень аккуратно намазала веки, вновь наклонилась над водой, чтобы посмотреть на свое отражение. Увидела девочку с грязевой маской на лице, залитую лунным светом. Лицо стало серым, словно ваза, извлеченная из земли в ходе археологических раскопок. Выше стояли дыбом грязные волосы. Глаза белые, мокрые, испуганные. Выглядела она совсем не смешной, не то что Люси и Этель с грязевыми масками, которые сделали им в салоне красоты. Выглядела она мертвой. Мертвой и плохо набальзамированной, или как там это называется.

Глядя на лицо в воде, Триша прошептала: «А потом Маленький Черный Самбо сказал: „Пожалуйста, тигры, не берите мою красивую новую одежду“».

Тоже не смешно. Ну совершенно несмешно. Триша намазала илом предплечья, потом потянулась к воде, чтобы помыть руки, передумала. Зачем? Расчищать место для кровососов?

Покалывания в левых руке и ноге исчезли: кровообращение восстановилось. Триша смогла присесть на корточки и попи?сать, не повалившись на бок. Могла она также стоять и ходить, хотя морщилась от боли всякий раз, когда поворачивала голову направо или налево. Триша решила, что у нее смещение шейных позвонков. Такое случилось с миссис Четвинд, которая жила в их квартале, когда какой-то старик врезался сзади в ее автомобиль, остановившийся на красный свет. Старик остался невредим, а миссис Четвинд лечилась шесть недель и носила специальный корсет. Может, и ей на шею наденут корсет, когда она выберется отсюда? Может, ее доставят в больницу на вертолете с красным крестом, как в «Военно-полевом госпитале»[19], и…

Забудь об этом, Триша, – все тот же пугающе-ледяной голос. Не будет тебе никаких шейных корсетов. И вертолета тоже.

– Заткнись, – пробормотала девочка, но голос не унимался.

Тебя даже не набальзамируют, потому что им не удастся найти твое тело. Ты умрешь здесь, до самой смерти бродя по этим лесам. Потом придут животные и обглодают твое тело до костей. А когда-нибудь какой-то охотник случайно наткнется на твои кости.

В эти ужасные слова поневоле верилось: точно такие истории она слышала в телевизионных выпусках, и не раз. Триша снова заплакала. Она буквально увидела охотника, мужчину в ярко-красной куртке, оранжевой шапочке, мужчину, которому давно следовало побриться. Он оглядывается. Ищет место, где мог бы залечь в засаде, подстерегая лося. Или просто справить малую нужду. Видит что-то белое и думает, обычный камень. Подходит ближе и замечает, что камень с глазницами.

– Хватит, – прошептала девочка, возвращаясь к упавшему дереву. Поправила расстеленное под ним превратившееся в лохмотья пончо (пончо она теперь ненавидела; непонятно почему, но оно стало для Триши символом всех тех несчастий, что выпали на ее долю). – Прекрати. Пожалуйста.

Но ледяной голос не собирался прислушиваться к ее просьбе. Потому что ему еще было что сказать. Вот он и сказал.

Может, тебе не удастся просто умереть. Может, тебя убьет зверь, который бродит сейчас по лесу, и съест.

Триша схватилась рукой за торчащую из ствола сухую ветвь, нервно озираясь. С момента пробуждения она могла думать о том, что у нее чешется все тело. Теперь ил успокоил зуд как от комариных, так и от осиных укусов, и она вновь осознала, что с ней произошло: ночь, дремучий лес и она, одна-одинешенька.

– По крайней мере светит луна. – Триша оглядела полумесяц полянки. Вроде бы она стала меньше, словно деревья и кусты придвинулись к ручью, пока она спала. Угрожающе придвинулись.


  26  
×
×