Девочка, которая любила Тома Гордона

Триша опять закашлялась, зашагала к «кровати». Залезла под принесенные ветки, постаралась равномерно разложить их на себе. Застонала от боли, когда одна ткнулась в бедро, в то самое место, куда Тришу укусили две или три осы, потом замерла. Она чувствовала, что он приближается, выскользнул из сосняка, направляется к ней. Необычный зверь, как назвала его наглая паршивка, Бог Заблудившихся, по определению осоголового священника. Как его ни называй, владыка теней, император подвалов, кошмарное существо, которое у каждого ребенка свое, которого он боится больше всего на свете. Кто бы он ни был, ему надоело ходить вокруг да около, игры для него закончились. Он пришел, чтобы скинуть ветки, которыми она укрылась, и сожрать ее заживо.

Кашляя и дрожа, оборвав все связи с реальным миром, утратив способность мыслить логически (временно обезумев, иначе и не скажешь), Триша заложила руки за голову и ждала того момента, когда когти зверя раздерут ее на куски и отправят в зубастую пасть. Так она и уснула, а когда проснулась ранним утром, во вторник, руки ее совершенно затекли, и поначалу она не могла повернуть шею: если Триша хотела посмотреть направо или налево, то поворачивалась всем телом.

Наверное, теперь мне не надо спрашивать бабушку, что такое старость, подумала Триша, присев, чтобы попи?сать. Наверное, теперь я сама все знаю.

Возвращаясь к вороху веток, под которыми она спала (как бурундук в норке, с усмешкой подумала она), Триша заметила, что одна из горок нанесенных ветром сосновых иголок разворошена. Иголки валялись вокруг, а в одном месте горку сровняли до самой земли. Так может, глубокой ночью она и не обезумела? Или обезумела не до конца? Потому что уже после того, как она вновь заснула, кто-то к ней подходил. Постоял рядом, а может, и посидел, наблюдая, как она спит, гадая, съесть ли ее прямо сейчас или нет. И решил подождать еще день-другой, чтобы она окончательно дозрела, стала сладкой, как ягоды митчеллы.

Триша повернулась на триста шестьдесят градусов, на том самом месте, где точно так же поворачивалась несколько часов назад. Замерла, нервно кашлянула в кулак. Кашель отозвался болью в груди. Боль эта Тришу не испугала, скорее порадовала. Она была теплой, эта боль, тогда как все ее тело закоченело.

– Его нет, Том, – сказала она. – Кто бы он ни был, он опять ушел. Во всяком случае, на какое-то время.

Да, ответил Том, но он вернется. И рано или поздно тебе придется иметь с ним дело.

– Дневную норму несчастий мы уже выбрали, – процитировала Триша бабушку Макфарленд. Она не очень-то понимала, что это должно означать, но думала, что теперь понимает ее слова лучше, чем раньше, и они имели самое прямое отношение к ее нынешнему положению.

Триша села на ворох ветвей, съела три горсти ягод с орешками. Ягоды показались ей не такими вкусными, как днем раньше, – они заметно подсохли, и Триша догадалась, что к ленчу вкус их наверняка не улучшится. Однако она заставила себя съесть все три горсти, а потом направилась к ручью, чтобы попить воды. Увидела еще одну маленькую форель, размером не больше корюшки или сардинки, и внезапно у нее появилось желание поймать ее. Руки и ноги слушались ее уже куда лучше, чем ранним утром, и, по мере того, как солнце прогревало воздух, настроение у Триши начало улучшаться. В ней вновь затеплилась надежда. Она даже подумала о том, что удаче пора повернуться к ней лицом. Да и кашель вроде бы прошел.

Триша вернулась к «кровати», вытащила из-под веток пончо, расстелила его на одном из каменных выступов. Поискала камень с заостренным краем, нашла его неподалеку от того места, где ручей перекатывался через обрыв и сбегал в долину. Сам склон был таким же крутым, как и тот, на котором свалилась Триша в первый день своего блуждания по лесам, но она решила, что спускаться по нему будет легче: много деревьев, о которые можно опереться.

С камнем в руке Триша подошла к пончо (оно накрывало каменный выступ, как скатерть), отрезала капюшон. Девочка сомневалась, что ей удастся поймать форель капюшоном, но попытка – не пытка, а спускаться вниз по склону пока не хотелось. Отрезая капюшон, она напевала песенку «То Да Бойз», которая постоянно вертелась в голове, потом переключилась на песню «М-М-М-Бо» группы «Хэнсон», потом на «Пригласи меня на игру». При этом, даже между куплетами, она то и дело повторяла: «Куда вы позвоните, если у вас разобьется лобовое стекло?»

Холодный ночной ветер разогнал мошкару, но воздух прогрелся, и обычная туча кровососов зависла вокруг головы Триши. Она их не замечала, лишь изредка отмахивалась, когда наиболее нахальные лезли в глаза.