Верь в мою ложь

— Но ты не говорила ей о деньгах, нет? Сколько я плачу… ну, и другое… Она не знает остального?

— О деньгах она знает. Это она сама быстро сообразила; я ведь вчера говорила ей, что сдаю яйцеклетки, а это, само собой, оплачивается, так что она предположила, что и суррогатное материнство должно быть связано с деньгами, я просто не могла этого отрицать.

— Но ты не сказала ей…

— Это всё, что она знает. Я нуждаюсь в деньгах. Конец истории.

— Но не…

— Я не говорила ей, как именно, если тебя это беспокоит. Она не знает — и никто никогда не узнает, клянусь! — об имитации беременности. Это только между нами — наша «дружба», отпуск, проведённый вместе, перед самыми родами, передача ребёнка… Об этом она ничего не знает, я промолчала.

— Но почему ты…

— Алатея, она просто прижала меня к стенке! Мне оставалось или сказать, или рисковать быть арестованной, а тогда я уже ничем не смогла бы тебе помочь, потому что всё вышло бы наружу. Если бы вышло наружу…

— Но если она уже знает, а потом появится ребёнок…

Алатея подошла к эркеру и села на кушетку. Она находилась в жёлтой гостиной, но бодрый цвет обстановки не мог смягчить унылую серость дня.

— Боюсь, что и это ещё не всё, Алатея, — сказала Люси. — Боюсь, есть и ещё кое-что.

Алатея с трудом произнесла онемевшими губами:

— Что? Что ещё?

— С ней был репортёр. И она сказала: или я разговариваю с ним, или мной занимается Скотленд-Ярд…

— Боже… — Алатея опустила голову на руку.

— Но с чего вдруг Скотленд-Ярд заинтересовался тобой?.. И почему «Сорс» вдруг захотелось написать что-нибудь о тебе? Я вынуждена это спросить, потому что ты ведь обещала — ты гарантировала, Алатея! — что никто не сможет докопаться до нашего обмана. А теперь мы очутились между Скотленд-Ярдом и жёлтой газеткой, и наше положение…

— Это не из-за тебя. И не из-за меня, — сказала Алатея. — Всё дело в Ники. В том, что его двоюродный брат утонул.

— Какой ещё двоюродный брат? Когда? И какое это имеет отношение к тебе?

— Никакого. Ко мне это не имеет никакого отношения, и к Нику на самом деле тоже. Просто из-за этого случая сюда и явился Скотленд-Ярд. А журналист уже был здесь, чтобы написать статью о Ники и о проекте восстановления защитной башни, но это было уже несколько недель назад, и я не понимаю, почему они приехали снова.

— Чёрт знает что за путаница, — сказала Люси. — Но тебе это точно известно, да? Послушай, мне кажется, я сумела убедить репортёра, что из всего этого статьи не сделаешь. О чём, собственно, писать? Мы с тобой просто договорились о суррогатном материнстве. Ничего интересного. Но что касается той женщины… Она говорила, что может в одну минуту вызвать детектива из Скотленд-Ярда, а репортёр сказал, что она сама и есть детектив, но она это отрицала. Чёрт побери, кто эта женщина, Алатея? Что ей от меня нужно? Что ей нужно от тебя?

— Она собирает информацию, — ответила Алатея. — Она хочет выяснить, кто я такая.

— Что значит — кто ты такая?

«Я инструмент в чужих руках, — подумала Алатея. — И мне никогда не удаётся стать той, кем я хочу быть».

Лондон, корпус «Виктория»

Барбара Хейверс всё утро потратила на то, чтобы выполнить распоряжение Изабеллы Ардери, которое состояло в том, чтобы встретиться со служащим из уголовного суда и заново проверить и сравнить все показания, данные по летнему делу о смерти молодой женщины на северном лондонском кладбище. Барбара ненавидела такую работу, но она выполнила задание Ардери. Уж лучше самоутверждаться вот так, чем через манеру одеваться, рассудила Барбара, хотя на самом деле сегодня она и одета была вполне прилично. Она надела юбку, тёмно-синие колготки и безупречно начищенные открытые туфли… ну, они уже немножко потёрлись, но это нетрудно было скрыть, — и ещё на ней был новый шерстяной свитер, отличной вязки, и совершенно, совершенно непохожий на её огромные свитера, похожие на рыбацкие. Поверх свитера Барбара накинула клетчатый жакет и даже добавила к туалету то единственное украшение, которое у неё имелось, — филигранное ожерелье, купленное прошлым летом на Оксфорд-стрит.

Утром Хадия пылко одобрила этот ансамбль, и это дало Барбаре понять, что она постепенно осваивает искусство одеваться. Хадия явилась в бунгало Барбары, когда та как раз наслаждалась последним бутербродом, и даже героически не обратила внимания на дым, поднимавшийся над пепельницей, чтобы похвалить соседку и сообщить, что та успешно развивает в себе талант следовать моде.