Верь в мою ложь

— Я не могу, — быстро ответила Дебора. — Я уже думала об этом, Саймон. Я и так и эдак всё прикидывала. Правда, это так. Ты должен мне верить. Но как бы я всё ни взвешивала, я всё равно думаю, что минусов больше, чем плюсов.

— Это не совсем законно, но другие люди как-то с этим справляются.

— Может, они и справляются, но я — не другие люди. Нас просят делить малыша с его биологической матерью, с его биологическим отцом, да ещё и с бабушками-дедушками и бог знает с кем ещё, и я знаю, что нынче это в моде, это современно, но я этого не хочу. Я не могу заставить себя захотеть такого.

— Но они вполне могут вскоре потерять интерес к ребёнку, — возразил Сент-Джеймс. — Они же так молоды!

Дебора посмотрела на мужа. Сидя в постели, выпрямившись, не откидываясь на подушки, она развернулась и сказала с недоверчивым видом:

— Потеряют интерес? Но это ребёнок, а не щенок! Они не потеряют к нему интерес. Ты бы потерял?

— Я — нет, но я ведь не пятнадцатилетний мальчишка. Да и в любом случае можно поставить определённые условия. Адвокат всё оформит.

— Нет, — твёрдо произнесла Дебора. — И, пожалуйста, больше не проси меня об этом. Я просто не могу.

Сент-Джеймс замолчат. Дебора отвернулась. Волосы упали ей на спину, достав до талии. Он коснулся одного локона, наблюдая за тем, как тот естественным образом обернулся вокруг его пальца, и сказал:

— Может, ты подумаешь ещё немного, прежде чем всё окончательно решишь? Как я сказал, она хотела бы встретиться с нами. Ты можешь сделать хотя бы это. Что, если она тебе понравится? Она, её родные, мальчик… Видишь ли, то, что она хочет поддерживать отношения с ребёнком… Тут нет ничего плохого, Дебора.

— А что тут хорошего? — спросила она, всё ещё не оборачиваясь к нему.

— Это означает, что у неё есть чувство ответственности. Она не хочет просто отдалиться и продолжать жить по-своему, как будто ничего не случилось, ничего не изменилось. В известном смысле она желает быть уверенной в надёжном обеспечении ребёнка, и мы могли бы ответить на её вопросы, если они возникнут.

— Мы можем ответить на все вопросы. Ты и сам отлично это знаешь. Но какого чёрта, если она хочет участвовать в жизни ребёнка, она вдруг выбрала для усыновления пару в Лондоне, а не у себя в Саутгемптоне? В этом нет смысла. Она ведь из Саутгемптона, так?

— Да, так.

— Значит, ты понимаешь…

Он понимал, что ей не вынести ещё одного разочарования, и не мог винить её за это. Но если они прекратят усилия, если не пойдут по открывшейся перед ними дороге, возможность может быть легко упущена, и если они хотят иметь ребёнка, если они действительно хотят иметь ребёнка…

А вот это, конечно же, и был настоящий вопрос. Но, задавая его, Саймон вступал на минное поле, а он уже достаточно долго был женат на Деборе, чтобы знать: в некоторые темы слишком опасно углубляться. И всё равно сказал:

— У тебя есть какое-то другое решение? Другая возможность?

Дебора ответила не сразу. Но у Саймона возникло ощущение, что она держит что-то на уме, что-то такое, о чём ей не хочется упоминать. Он повторил вопрос. Тогда она быстро произнесла:

— Суррогатное материнство.

— Бог мой, Дебора, но такой путь чреват…

— Не мать-донор, Саймон, а мать-носитель. Наш эмбрион, наш ребёнок, и некто, кто готов его выносить. Он не будет её ребёнком. Она не будет к нему привязана. Или, по крайней мере, у неё не будет на него прав.

Саймон почувствовал себя раздавленным. Он пытался понять, как то, что для других людей просто и естественно, могло превратиться для них в бездонное болото встреч, докторов, разного рода специалистов, процедур, адвокатов, вопросов, ответов, снова вопросов… И что теперь? Могут пройти многие месяцы, прежде чем найдётся женщина, готовая стать суррогатной матерью, а потом начнутся разного рода расспросы и анализы, а Дебора всё это время будет принимать таблетки, и один бог знает, как они подействуют на её репродуктивную систему (что за слова, чёрт побери!), а потом ему придётся отправиться в уборную с контейнером в руке и сделать то, что от него потребуется, бесстрастно, холодно… и получить результат, и, возможно, если им очень повезёт, если ничего не пойдёт вкривь и вкось, они получат наконец ребёнка, который биологически будет их собственным. Всё это выглядело безумно сложным, нечеловечески механизированным, а успех обещало лишь отчасти…

Он глубоко вздохнул. И сказал: