Авантюристы

Женщины недоумевали: куда их везут? Зачем? Каторжанок погрузили в телеги, ничего не объясняя, и под охраной они покинули Акатуй.

Варвара старалась молчать, спина ещё побаливала от ударов, нанесённых Рыковым. Но её товарка по несчастью, неуёмная говорливая Прасковья, не закрывала рта.

– Поди, одному Богу известно, чаго нас туды везут. Говорят, острог-то мужской… На что мы там сдались-то? А Варя?

Варвара только плечами пожимала, но назойливая товарка не оставляла её в покое. Наконец, не выдержав, она сказала:

– Чему быть, того не миновать, Прасковья. На что бабы мужикам нужны? – ответила Варвара вопросом на вопрос товарки.

Прасковья охнула и перекрестилась.

– Мужикам жернова крутила[31], но чтоб в кровать – со всеми подряд! – возмутилась она.

– Здесь не спросят твоего хотения… – подала голос одна из рядом сидевших в телеге женщин.

По прибытии в Алгачи перед женщинами открылась неприглядная картина: острог, обнесённый огромным высоким частоколом с дозорными вышками. Ефрейтор велел править телеги к отдельно стоящему дому, также обнесённому забором, высотой с человеческий рост.

– Не сбежать, – разочарованно констатировала Прасковья, рассматривая сторожевые башни, стоящие по периметру забора.

– Всё равно некуда… – прошептала Варвара. – Выход один: делать, что велят.

Телеги въехали через ворота, которые тотчас же затворились за ними. Примолкшие женщины настороженно осматривались, ожидая распоряжений бравого ефрейтора.

– Слазь, бабы! – отдал тот команду. – Все айда в барак!

Женщины послушно слезли с телег и, закинув мешки за плечи, поплелись в барак. Внутри оказалось достаточно ухоженно и чисто: десять деревянных кроватей вряд с тюфяками из сена, поверх них одеяла из грубой шерсти. В углу тазики для мытья и стирки, бадья для воды, в центре барака – длинный стол и скамейки.

– Тут и будите жить, красавицы! Поддерживать порядок и чистоту обязательно! Майор наш, благодетель, больно требователен, – предупредил ефрейтор. – Складывайте мешки, да на речку купаться. Погода тёплая стоит, да и Кара не быстроходна – вода тёплая.

Женщины, получив по куску мыла и чистой холщевой тряпице вместо полотенца, отправились на Кару под надзором ефрейтора и ещё двух солдат.

Прасковья, как самая боевая и разговорчивая, решила сразу же навести мосты с ефрейтором и, улыбнувшись, спросила:

– Как зовут вас, господин военный? Чай не обессудьте, в чинах не разумею…

Служака, недавно повышенный в чине по воле начальника острога, не устоял перед милым личиком барышни, хоть и воровки:

– Афанасий Иванович, ефрейтор, из Забайкальских казаков…А тебя как звать?

– Прасковья… – сказала она и начала снимать телогрейку.

Ефрейтор откашлялся:

– Все в заводь, за кусты, – обратился он к каторжанкам. – Чай на тот берег не сбежите, там – посты.

– А правда, Афанасий Иванович, что острог – мужской? – не унималась Прасковья.

– Так и есть: убийцы, да поляки ссыльные[32]. Больно много говоришь, девка!

Глава 2

Начальник Алгачинской тюрьмы, майор Сергей Викторович Ламанский, достиг уже того возраста, когда можно подать в отставку и отправиться на покой. Но он не спешил, ибо подобная жизнь его вполне устраивала. Майор предпочитал быть императором в маленьком государстве, нежели – солдатом в большом. Должность начальника каторжной тюрьмы давала ему почти безграничные возможности и власть. Высшее начальство практически не наведывалось в Нерчинск, а уж в Богом забытые Алгачи, тем более. Поэтому Сергей Викторович, состоявший на службе вот уже скоро двадцать лет, а попал он в Забайкалье по молодости, – был сослан в отдалённый гарнизон за дуэль, – жил себе припеваючи, пользуясь всеми доступными радостями.

Пять лет назад его начала угнетать тоска от однообразной жизни: ни тебе развлечений как в столице, ни тебе красивых женщин – одни ссыльные поселянки. В этот самый критический момент жизни Ламанского, когда уже начали посещать мысли о загубленной молодости и тщетности жизни вообще, ему пришла потрясающая мысль: а почему не устроить в доме гарем из красивых молодых женщин? И обслужат по хозяйству и удовлетворят его мужское естество.

Идея показалась майору просто прекрасной – женщин он обожал всегда, отчего и стрелялся на дуэли много лет назад, и нехватка прекрасного пола в Алгачах страшно томила его. Наконец, он решился отписать письмо своему давнему знакомому начальнику женской тюрьмы в селе Акатуй, в котором просил одолжить ему на время нескольких женщин под личную ответственность и за щедрое вознаграждение.