Глубина в небе

– Но они могут нам помочь!

– Может быть. Я бы обратился к ним немедленно, если бы у нас была более полная информация и больше возможностей проникновения в их сеть. Но если мы без необходимости обнаружим себя, то можем объединить их против нас – или спровоцировать Пьетру на немедленное нападение. Мы должны спасти их и при этом не пожертвовать собой.

Рита колебалась, и сидящий справа от Нау в тени Брюгель уставился на нее тяжелым взглядом. Младший предводитель никак не мог усвоить простой факт, что старые правила эмергентов необходимо менять. Сама идея, что кто-то осмеливается возразить, все еще приводила его в ярость. Слава Господу, что не он тут командует. Нау – крепкий орешек, решительный и беспощадный, несмотря на все его ласковые слова, но с ним можно иметь дело.

Никто не высказался в поддержку Риты, но она сделала еще одну попытку.

– Мы знаем, что Шерканер Андерхилл – гений. Он поймет. Он сможет помочь.

Томас Нау вздохнул:

– Да, Андерхилл. Мы ему многим обязаны. Если бы не он, нас отделяло бы от успеха двадцать лет, а не пять. Но боюсь… – Он посмотрел через весь стол на Эзра Винжа. – Эзр, ты знаешь об Андерхилле и технологии Века Рассвета больше всех. Каково твое мнение?

Гонле чуть не засмеялась. Эзр следил за разговором, как зритель за игрой в мяч; теперь мяч угодил ему по лбу.

– Гм, да. Андерхилл – личность выдающаяся. Как фон Нейман, Эйнштейн, Минский, Занг – десяток гениев Эпохи Рассвета в одном. Или этот тип – гений по подбору аспирантов. – Винж грустно улыбнулся. – Ты меня прости, Рита. Для нас с тобой Изгнание длилось лет десять или пятнадцать. Андерхилл прожил все это время, секунду за секундой. По меркам пауков – и людей дотехнических эпох – он старик. И боюсь, что он на грани старческого маразма. Он прожил время легких технических решений, и сейчас он упирается в тупики… Былая открытость новым идеям сменилась приверженностью дурацким суевериям. Если уж нам отказаться от преимущества секретности, то я бы предложил просто связаться с правительством Аккорда и действовать как в обычных деловых переговорах.

Винж еще продолжал бы, но заговорил предводитель:

– Рита, мы ищем самый безопасный выход для всех. И если это будет значить бросить нас всех на милость пауков – я обещаю, так это и будет. – Взгляд его перешел направо, и Гонле поняла, что эти слова предназначались для Брюгеля не меньше, чем для всякого другого. Нау несколько секунд помолчал, но никто больше ничего не имел сказать. Голос Нау стал более деловым: – Итак, График внезапно должен сильно продвинуться вперед. Мы к этому вынуждены, но мне, честно говоря, приятно встретиться с такой задачей. Так или иначе, наше Изгнание через год будет окончено. Мы можем себе позволить – мы обязаны – расходовать ресурсы. С этой минуты и до момента, когда мы спасем планету пауков, почти все будут на Вахте.

Ух ты!

– Мы начнем использовать завод летучих веществ в режиме красной зоны. Ведь если через год он нам все еще будет нужен, значит, мы проиграли. Нам предстоит уйма планировочной работы, люди – мы должны пустить в ход каждую крупицу нашего потенциала. С этой минуты я снимаю последние ограничения на использование общественных ресурсов. «Подпольная» экономика получает доступ ко всему, кроме самой критической автоматики безопасности.

Да! Гонле улыбнулась Чиви Лизолет через стол и увидела ее ответную улыбку. Вот что имела в виду Чиви, когда говорила «Скоро»! Нау говорил еще несколько секунд, не столько излагая детальные планы, сколько снимая те или иные глупые правила, из-за которых столько лет ее операции были такими мизерными. Гонле чувствовала, как в ней с каждым мгновением нарастает энтузиазм. Может быть, я могу уже закладывать рынки для будущей наземной торговли.

Когда совещание закончилось, все ощутили подъем. На выходе Гонле порывисто обняла Чиви.

– Детка, ты это сделала! – тихо сказала она.

Чиви только улыбнулась, но такой лучезарной улыбки Гонле у нее давно не видела.

Потом четверо пеонов шли обратно вверх по холму, и уходящее солнце отбрасывало перед ними длинные тени. Перед тем, как войти в лес, Гонле в последний раз обернулась. Нахальный он, этот парк. Но все равно красивый, и доля моего труда тут тоже есть.

Последние лучи солнца пробивались из-под дальних облаков. То ли это работа Нау, то ли случайно так сделала автоматика парка. Как бы там ни было, это казалось хорошим знаком. Старина Нау думает, что управляет всем. Гонле знала, что эта внезапная окончательная либерализация – такая вещь, которую предводитель постарается потом снова загнать в бутылку, когда воображение и рискованная торговля будут опаснее, чем альтернативные методы. Но Гонле не зря была из Кенг Хо. Много лет подряд она, Чиви, Бенни и десятки других откалывали мелкие кусочки от строгой тирании эмергентов, пока почти каждый эмергент не оказался «испорчен» подпольной торговлей. Нау понял, что побеждать можно, делая дела. Когда откроется рынок пауков, он увидит, что нет выгоды загонять обратно свободу в бутылку.