Глубина в небе

Брюгель и его гориллы плыли через мостик к заднему люку. Фуонг вдруг сказал:

– Сэр, голосовая передача с L1!

– Включай.

Это был голос женщины, Триксии Бонсол.

– Привет людям на борту «Невидимой Руки»! Говорит лейтенант Виктория Лайтхилл, служба разведки Аккорда. Я взяла на себя управление вашим кораблем. Вскоре вы окажетесь на земле. До появления наших войск может пройти некоторое время. Не оказывайте сопротивления этим войскам. Повторяю: не оказывайте сопротивления.

На мостике у всех отвисла челюсть… но Бонсол больше ничего не сказала. Брюгель опомнился первым, хотя голос его дрожал:

– Фуонг! Отключить связь с L1. И все уровни протоколов.

– Сэр, я не могу. Эта связь, когда включена…

– Еще как можешь! Физически! Возьми дубину, но отключись от сети!

– Сэр, даже без местных зипхедов… я думаю, у L1 есть запасные каналы.

– Этим я займусь. Спускаемся.

Охранник у люка поглядел на Брюгеля:

– Не открывается, сэр!

Брюгель прыгнул к стене рядом с люком и стал колотить по механизму аварийного открытия. С тем же успехом он мог бы колотить в скалу. Предводитель обернулся, он был смертельно бледен, глаза дикие. В руке его был проволочный пистолет, глаза выискивали цель. Они остановились на Дзау, пистолет дернулся.

– Сэр, кажется, я соединился с одним из своих пилотов.

Абсолютная ложь, но без скорлупок Брюгель этого знать не может.

– А? – дуло чуть сдвинулось в сторону. – Хорошо. Продолжай, Цинь. Твоя шея тоже на кону.

Дзау кивнул и повернулся лихорадочно стучать на сдохшей консоли.

За спиной у него шел поиск ручного открытия люка – поиск лихорадочный, матерный и неграмотный… закончившийся треском выстрелов. По мостику закувыркались проволоки.

– Черт побери, так не выйдет, – сказал Брюгель. Потом послышался звук открываемого ящика, но Дзау не поднимал головы, изо всех сил изображая погруженность в работу. – Вот это попробуй.

Пауза, потом цепочка оглушительных хлопков. Господи! Брюгель держал какую-то взрывчатку на мостике корабля?

Сквозь звон в ушах донеслись торжествующие крики, потом команда Брюгеля:

– Вперед! Пошел!

Дзау чуть повернул голову и глянул вбок на мостик. Люк все еще был закрыт, но в нем была пробита рваная дыра. Из нее всплывали перекрученные куски металла и неопределимый мусор.

Теперь Дзау Цинь остался на мостике «Руки» один. Сделав глубокий вдох, он попытался понять, что показывают дисплеи. В одном Ритцер Брюгель был прав – шея Дзау тоже стояла на кону.

График главной мощности все еще был высоко. Дзау глянул на закругляющийся горизонт. Вопросов больше нет. «Рука» опустилась вниз до восьмидесятикилометровой высоты, как следовало из показания на панели состояния. Дзау услышал рокот вспомогательных двигателей. Я пробился? Если он смог ориентировать корабль и как-то включить главный двигатель… Но нет, они поворачивали не туда! Большой корабль разворачивался кормой вперед. Слева и справа от кормового обзора были видны части внешнего корпуса – угловатые паутинные конструкции, предназначенные для потоков межзвездной плазмы, но никак не для атмосферы планет. Сейчас они светились по краям. С них слетали размытые желтые и красные сполохи, как каскады светящейся водяной пыли. Самые острые края светились белым и испарялись. Но вспомогательные все еще работали системами коротких вспышек. Включить-выключить. Включить-выключить. Тот, кто управлял пилотами Дзау, пытался удержать эту извращенную ориентацию корабля. Без такого прецизионного управления поток воздуха, завихряющийся на неправильностях формы корабля, заставил бы их кувыркаться, и миллион тонн железа разлетелся бы под действием сил, на которые никогда не был рассчитан.

Сияние на корме расходилось листами света, тускнея только там, где трение о воздух было недостаточно сильным для испарения корпуса. Дзау вплыл в свое кресло – ускорение нарастало мягко и неумолимо. Четыреста миллигравов, восемьсот. Но оно было вызвано не двигателем корабля. Это атмосфера планеты разбиралась с ними по-свойски.

И тут донесся другой звук. Не рокот вспомогательных. Это был глубокий, нарастающий тон. От жерла двигателя и до внешнего корпуса «Рука» стала трубой огромного органа. Звук переходил от тона к тону – это корабль падал глубже, замедлялся. И когда исчезло свечение ионизации, предсмертная песня «Руки» поднялась крещендо – и затихла.

Дзау глядел в кормовой обзор на сцену, которая должна была быть невозможной. Угловатые конструкции корпуса сгладились и расплавились при прохождении сквозь жар. Но «Рука» весила миллион тонн и пилоты держали ее в потоке точно ориентированной, и почти вся ее огромная масса сохранилась.