Шашлык из волнистого попугайчика

– Этого я боюсь меньше всего, денег у меня хватит.

– А будет шантажировать вас детьми, когда поймет, что все ради них?

Марко помрачнел, видимо, такое не приходило ему в голову.

– Ладно, я молчу! Не хочу быть сплетницей и говорить гадости про человека, которого не знаю, просто Виктория не показалась мне альтруисткой.

Они подъехали к дому Милы. Марко вышел из машины и помог выбраться Миле.

– Отнести на руках?

– Я сама в состоянии идти, – отшатнулась от него Камилла, словно от прокаженного.

– Здесь ты живешь? – спросил Марко, рассматривая дом.

– Вдвоем с мамой, – уточнила Мила, – которая уже наверняка извелась от тревоги, если только Надежда ее не предупредила, что я задержусь, поэтому тебя не приглашаю.

– Мы так и расстанемся? – растерялся Марко.

– А что? – Камилла напустила на себя безразличный вид. – Ты прости, но при всем уважении к тебе на свадьбу я не приду и в гости к вам не поеду… На каком основании?

– Ты спасла нам жизнь!

– Брось! Это нормально, и я не жду от этого дивидендов. Ты тоже спас меня от бесчестия, мы квиты, расстанемся друзьями, – легко и непринужденно сказала Мила, не могла же она признаться, что по уши в него влюблена, что просто физически не вынесет вида «молодых».

– Мне в первый раз женщина спасла жизнь, – честно признался Марко.

– Поверь мне: ты не должен из-за этого на мне жениться, – заверила его Мила и поцеловала в щеку, потом быстро развернулась и побежала в подъезд. Почему-то она была уверена, что никогда больше не увидит Марко, потому что точно знала, что завтра, вернее, уже сегодня она ни в какой офис к Марко за вознаграждением не поедет.

Глава 9

Спала Мила, как ни странно, очень крепко. Скорее всего, повлияла таблетка, данная ей Эмилио для успокоения нервов. Когда Мила открыла глаза, она почувствовала себя как после глубокого наркоза. Во рту ощущался привкус лекарства. Какая-то назойливая муха билась в стекло окна рядом с открытой форточкой. Мила села в кровати и вздохнула, в голове у нее раздавались стоны и плач. Мила обратила внимание, что она легла, не переодеваясь в свою пижаму.

«Тяжелый выдался денек… – Она вспомнила все события и прощальный взгляд Марко. – Господи, да кто же это так заунывно воет?» – раздраженно подумала она и, сунув ноги в стоптанные матерчатые в клеточку тапки, пошла на кухню.

Там, сидя на табуретке и подперев голову руками, сидела ее мать Алевтина Юрьевна Краснова и горько рыдала. Так как плакала она нечасто, то выглядело это зрелище очень дико. Худые плечи содрогались под тонкой хлопчатобумажной материей веселой расцветочки, лицо было опухшим от слез. Алевтина даже не обращала внимания на вовсю кипевший чайник на плите. Мила выключила газ и обняла мать за плечи.

– Что случилось? Мама, ты слышишь меня? Что произошло? Не пугай меня! Это из-за меня?

Алевтина подняла на нее покрасневшие глаза.

– И ты имеешь еще наглость спрашивать меня, из-за тебя я плачу или нет?

– Мама, ну что такое? – Мила села на табуретку напротив матери и потрогала аккуратный шов Эмилио. – Со мной все хорошо, я все объясню. Прости, если поздно пришла домой, ты же знаешь, что я не нарочно это сделала, я не хочу тебя расстраивать.

– Да, конечно! О матери ты всегда думаешь в последнюю очередь. Я не вмешивалась в твой выбор профессии, и так всем было понятно, что другого от тебя ожидать не приходится. Я молчала, когда ты связалась с женатым мужчиной, здраво рассудив, что это не мое дело, сама виновата, раз так плохо тебя воспитала. Теперь вот ты пошла дальше, не пришла ночевать.

– Я все объясню!

– Не надо мне ничего объяснять! Я не хочу вникать в эту грязь. Хорошо еще, что мне позвонила эта взбалмошная Надежда и предупредила, что ты не умерла. Она сказала, что ты с мужчиной, с иностранцем… какой позор! Конечно, может быть, это мои советские пережитки, но все равно мне это не нравится. И вот ты являешься под утро, опухшая, избитая и, по-моему, еще и пьяная. Засыпаешь в одежде, словно алкоголичка или наркоманка… Хороша, ничего не скажешь!

– Мама, я понимаю, что со стороны это выглядит не очень… но на самом деле все не совсем так… Я могу…

– Не надо! – прервала ее мать, стукнув по столу кулаком. – Ты не сможешь мне ничего объяснить!

Она нагнулась и вытащила из-под стола большую черную сумку из кожи, которая уже сама по себе странно смотрелась на их бедной кухне. Мать Камиллы начала нещадно трясти эту сумку, перевернув ее. Оттуда посыпались пачки денег.