Тараканы

Через час она снова вызвала его к себе. Кипя от ярости.

— Черт возьми, Харри, ты вообще понимаешь, о чем меня просишь?

— Да. И вижу, ты тоже это поняла.

— Я рискую потерять работу, если соглашусь покрывать тебя и этого Лёкена.

— Будет мило с твоей стороны!

— Черт тебя побери!

Харри ухмыльнулся.

Дама, взявшая телефонную трубку в Торговой палате Бангкока, тотчас положила ее, едва Харри заговорил по-английски. Тогда он попросил Нхо перезвонить туда и произнес по буквам название, написанное на первой странице аналитического отчета, найденного в кабинете Клипры.

— Только узнай, чем они занимаются, кто владелец и все такое прочее.

Нхо вышел, а Харри некоторое время еще сидел, барабаня пальцами по столу, а потом сделал новый звонок.

— Холе, — ответили в трубке.

Харри знал, что отец называет их фамилию по привычке, представляясь от имени всего семейства. Словно мать все еще сидит в зеленом кресле в гостиной, вышивая или читая книгу. Харри даже показалось на мгновение, что она тоже участвует в этом разговоре.

Отец только что встал. Харри спросил, чем он намерен заняться сегодня, и с удивлением услышал, что отец, оказывается, собрался ехать на дачу в Рауланн.

— Надо нарубить дров, — сказал он. — Дрова закончились.

Он не был на даче с тех самых пор, как умерла мать Харри.

— А как у тебя дела? — спросил отец.

— Все в порядке. Скоро вернусь домой. Как Сестрёныш?

— Она справляется. Но поваром ей не быть.

И они оба понимающе хихикнули. Харри представил себе, как выглядела кухня после того, как Сестрёныш приготовила воскресный обед.

— Ты должен привезти ей какой-нибудь подарок, — сказал отец.

— Куплю что-нибудь. Тебе-то что привезти?

Наступило молчание. Харри чертыхнулся про себя, зная, что оба они думают сейчас об одном и том же и что Харри не сможет привезти из Бангкока то, что хочет отец. Каждый раз то же самое: когда ему наконец казалось, что он разговорил отца, на самом деле тот опять вспоминал о покойнице и вновь уносился мыслями к ней, замыкался в своем добровольном молчаливом одиночестве. Хуже всего это переносила Сестрёныш, ведь они с отцом всегда были «лучшими-прелучшими друзьями», как он сам говорил. И теперь, когда Харри нет рядом, она чувствовала себя вдвойне одинокой.

Отец кашлянул.

— Ты мог бы… мог бы привезти мне такую тайскую рубашку…

— Да?

— Да, это было бы здорово. И еще найковские кроссовки, они ведь вроде дешевые в Таиланде. Вчера я достал свои старые, они совсем развалились. Кстати, как ты сам, в форме? Сможешь совершить пробежку?

Положив трубку, Харри почувствовал, как к горлу подкатил комок.

Харри снова видел ее во сне. Ее развевающиеся рыжие волосы, ее спокойный, уверенный взгляд. Он ожидал, что дальше произойдет то же самое: из ее рта и глазниц начнут расти морские водоросли. Но этого не случилось.

— Это Йенс.

Харри понял, что спросонья схватил телефонную трубку.

— Йенс? — Странно, отчего это сердце забилась так часто. — Я смотрю, ты любишь звонить в неурочное время.

— Извини, Харри, но у нас неприятности. Руна пропала.

С Харри слетел всякий сон.

— Хильде не знает, что делать. Руна должна была быть дома к ужину, а сейчас три часа ночи. Я звонил в полицию, они известили патрульные машины, но я решил позвонить и тебе тоже.

— Зачем?

— Зачем? Не знаю. Не мог бы ты сюда приехать? Хильде сидит и рыдает.

Харри представил себе эту картину. У него не было никакого желания оказаться свидетелем всего остального.

— Послушай, Йенс, я мало чем смогу помочь сейчас. Дай ей успокоительного, если она не пьяна, и обзвони всех подружек Руны.

— В полиции сказали то же самое. Но Хильде говорит, что у дочери нет подружек.

— Вот черт!

— Что?

Харри сел на кровати. Все равно сон уже пропал.

— Извини. Я буду через час.

— Спасибо тебе, Харри.

Глава 42

Хильде Мольнес была слишком пьяна, чтобы поить ее успокоительным. И, по правде говоря, слишком пьяна для чего бы то ни было, кроме дальнейшей выпивки.

Йенс, похоже, этого не замечал; он метался между кухней и гостиной как затравленный кролик, поднося ей тоник со льдом.

Харри уселся на диван, рассеянно прислушиваясь к той чепухе, которую она несла.

— Она думает, случилось что-то ужасное, — проговорил Йенс.