Стрелок

Стрелок снова потряс головой и зашагал по направлению к конюшне, не выпуская из руки револьвер. Он до сих пор еще не собрался с мыслями. В голове все плыло. Там нарастала громадная боль — тупая, пульсирующая.

Внутри конюшни было темно, тихо и невыносимо жарко. Стрелок огляделся, вытаращив воспаленные глаза. Все опять поплыло. Обернувшись, как пьяный, он увидел мальчишку. Стоя в дверях, тот смотрел на него. Гигантский скальпель боли пронзил его голову, от виска до виска. Разрезал мозг его, как апельсин. Он засунул револьвер в кобуру, покачнулся, взмахнул руками, словно отгоняя призрачных фантомов, и упал лицом вниз.

Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на спине, а под головой у него — охапка мягкого сена, не имеющего никакого запаха. Мальчик не сумел передвинуть стрелка, но постарался устроить его поудобнее. Было прохладно. Он оглядел себя и увидел, что рубашка его потемнела от влаги. Облизав губы, почувствовал вкус воды. Моргнул. Огляделся.

Мальчик сидел тут же рядом, на корточках. Едва он увидел, что стрелок приоткрыл глаза, он наклонился и протянул ему консервную банку с неровными зазубренными краями — полную жестянку воды. Стрелок схватил ее трясущимися руками и позволил себе отпить. Чуть-чуть — самую малость. Когда вода прошла внутрь и улеглась у него в животе, он отпил еще немного. А то, что осталось, выплеснул себе в лицо, сдавленно отдуваясь. Красивые губы мальчишки изогнулись в серьезной улыбке:

— Поесть не хотите?

— Попозже, — сказал стрелок. Тошнотворная боль в голове, результат солнечного удара, еще до конца не прошла. Вода неуютно хлюпала в желудке, как будто не зная, куда ей теперь податься. — Ты кто?

— Меня зовут Джон Чемберс. Можете называть меня Джейк.

Стрелок сел, и тошнотворная боль обернулась немедленной неудержимой рвотой. Он согнулся пополам, борясь со своим взбунтовавшимся желудком. В коротенькой битве победителем вышел желудок.

— Там есть еще, — сказал Джейк и, забрав банку, направился в дальний конец конюшни. Остановился на полпути. Неуверенно улыбнулся стрелку. Тот кивнул ему, потом опустил голову, подперев подбородок руками. Мальчик был симпатичный, хорошо сложенный, лет, наверное, девяти. Вот только какая-то мрачная тень лежала у него на лице. Впрочем, теперь на всех лицах лежали тени.

Из сумрака в дальнем конце конюшни донесся какой-то глухой, непонятный шум. Стрелок настороженно вскинул голову, руки сами потянулись к револьверам. Странный шум длился примерно секунд пятнадцать, потом затих. Мальчик вернулся с жестянкой — теперь наполненной до краев.

Стрелок отпил еще немного, на этот раз пошло лучше. Боль в голове потихонечку отступала.

— Я не знал, что мне с вами делать, когда вы упали, — промолвил Джейк. — Мне вдруг показалось, что вы хотели меня застрелить.

— Я принял тебя за другого.

— За священника?

Стрелок насторожился.

— Какого священника?

Мальчик, нахмурившись, поглядел на него.

— Священник. Он останавливался во дворе. Я спрятался в доме. Он мне не понравился, и я не стал выходить. Он пришел ночью, а на следующий день ушел. Я бы спрятался и от вас, но я спал, когда вы подошли. — Взгляд мальчишки, направленный куда-то поверх головы стрелка, вдруг сделался мрачным. — Я не люблю людей. Им всем на меня насрать.

— А как он выглядел, этот священник?

Мальчик пожал плечами.

— Как и всякий священник. В такой черной штуке.

— Типа сутаны с капюшоном?

— Что такое сутана?

— Такой балахон.

Мальчик кивнул.

— Балахон с капюшоном.

Стрелок резко подался вперед, и что-то в лице у него заставило мальчика отшатнуться.

— И давно он тут был?

— Я… я…

— Я тебе ничего не сделаю, — терпеливо сказал стрелок.

— Я не знаю. Я не запоминаю время. Все дни так похожи.

Только теперь стрелку пришло в голову задаться вопросом, а как вообще он попал сюда, этот мальчик, как очутился он в этом заброшенном месте, окруженном — на многие лиги по всем направлениям — сухою пустыней, убивающей все живое. Впрочем, ему-то какое дело. По крайней мере — сейчас.

— Попробуем все-таки подсчитать. Давно?

— Нет. Недавно. Я сам здесь недавно.

Внутри у него снова вспыхнул огонь. Он схватил жестянку с водою и жадно отпил еще глоток. Его руки дрожали. Самую малость. В голове снова всплыли обрывки давешней колыбельной, но на этот раз перед мысленным взором его встало уже не мамино лицо, а лицо Элис со шрамом на лбу. Элис, которая была его женщиной в том, разоренном теперь городке под названием Талл.