Леопард

— Ну, если это самое интересное, мне, пожалуй, и не хочется знать, что же тогда было «не очень».

— Надо думать, то, что, когда он говорил, Аделе сразу вспоминала своего сожителя. Подруга даже не представляет, о чем речь.

— Никакой он ей не сожитель, — зевнула Кайя. — Гейр Брюн — педик. Если седьмой пытался возложить вину за убийства на Тони Лейке, он наверняка знал, что у того есть судимость.

— Конечно, о приговоре за насильственные действия мог знать кто угодно. Как и о том, где это произошло, — в коммуне Утре-Энебакк. Лейке чуть не стал убийцей, когда жил у деда на озере Люсерен. Будь ты убийцей, где бы ты утопила тело Аделе Ветлесен, чтобы привлечь внимание следствия к Лейке? Разумеется, в месте, которое как-то связано с ним и с его судимостью. Вот он и выбрал Люсерен. — Микаэль Бельман сделал паузу. — Тебе что, скучно?

— Нет.

— Похоже, тебе совсем неинтересно.

— Мне… просто надо подумать о многом другом.

— Когда это ты начала курить? Кстати, у меня есть план, как нам найти седьмого.

Кайя посмотрела на него долгим взглядом.

Бельман вздохнул:

— И ты не спрашиваешь как, дорогая?

— Как?

— Используя его же тактику.

— И в чем она заключается?

— В том, чтобы переключить внимание на невиновного.

— По-моему, ты только эту тактику и применяешь.

Микаэль Бельман метнул на нее быстрый взгляд. Кое-что понемногу стало до него доходить. Кое-что насчет альфа-самца.

Он изложил ей свой план. Рассказал о том, как собирается выманивать седьмого.

А после он дрожал от холода и ярости. И сам не знал, что его так разозлило. То, что она не отреагировала никак: ни отрицательно, ни положительно. Или то, что сидела и курила с таким видом, словно все это ее совершенно не касается. Как она не понимает, что от его шахматных ходов в эти роковые дни зависит не только его карьера, но и ее собственное будущее? Пусть ей и не быть новой фру Бельман, зато под его покровительством она может подняться по карьерной лестнице, ясное дело, если останется лояльной и по-прежнему будет снабжать его информацией. Или его вывел из себя заданный ею вопрос? Тот, что коснулся его. Другого. Старого, побежденного альфа-самца.

Она спросила про опиум. Спросила, действительно ли он собирался этим воспользоваться, если бы Холе не согласился взять на себя вину за арест Лейке.

— Разумеется, — сказал Бельман, напрасно пытаясь разобрать в темноте выражение ее лица. — А почему бы и нет? Он незаконно ввез наркотик.

— Дело не в нем. А в том, был ли ты готов ославить всю полицию.

Он покачал головой:

— Нас на такие уловки не купишь.

В холодном вечернем воздухе сухо прозвучал ее смех:

— Ну его-то ты явно подкупил.

— Он продажен, — сказал Бельман и залпом допил бутылку. — В этом разница между ним и мной. Слушай, Кайя, что ты пытаешься мне сказать?

Она открыла рот. Хотела сказать. Должна была сказать. Но тут у него зазвонил телефон. Она увидела, как он сует руку в карман и, как всегда, складывает губы в трубочку, только это был не поцелуй, а просьба помолчать. На случай, если звонит его жена, начальник или кто-то еще, кому незачем знать, что он приходит сюда, чтобы трахать свою сотрудницу из убойного отдела, ту, которая снабжает его информацией, необходимой ему, чтобы обойти в расследовании убийств конкурирующую фирму. Черт бы побрал Микаэля Бельмана. Черт бы побрал Кайю Сульнес. И прежде всего черт бы побрал…

— Он исчез, — сказал Микаэль Бельман, убирая телефон обратно в карман.

— Кто?

— Тони Лейке.

Глава 51

Письмо

Привет, Тони!

Ты долго хотел узнать, кто я такой. Думаю, теперь самое время открыть тебе правду. Я был той ночью в Ховассхютте, но ты меня не видел. Меня никто не видел, я был невидим, будто призрак. Но ты меня знаешь. Даже слишком хорошо. И сейчас я приду за тобой. Ты — единственный, кто может меня сейчас остановить. Все другие мертвы. Остались только ты и я, Тони. Ну что, теперь твое сердце забилось быстрее? Рука тянется к ножу? И ты наугад бьешь им в темноте, обмирая от страха, что у тебя отнимут жизнь?

Глава 52

Визит

Что-то разбудило его. Какой-то звук. Там, снаружи, всегда есть какие-то звуки, но все они ему знакомы, и от них он никогда не просыпается. Он встал, спустил ноги на холодный пол и выглянул в окно. Знакомый пейзаж. Кто-то назвал бы его пустынной местностью. Непонятно что имея в виду. Потому что тут никогда не бывает пусто, тут всегда что-то есть. Вот как теперь. Зверь? Или это он? Призрак? Ясно одно: там, снаружи, кто-то есть. Он взглянул на дверь. Она заперта на замок и на задвижку изнутри. Винтовка осталась в лабазе. Он вздрогнул под толстой фланелевой рубашкой, в которой и днем ходил, и ночью спал. В гостиной так пусто. Так пусто там, снаружи. Так пусто в мире. Но не пустынно. Потому что там их двое, двое тех, кто остался.