Пассажир

— Я не Нарцисс, — сухо сообщил он.

Корто снял очки и снова улыбнулся. Что он все улыбается? Зачем корчит из себя добренького дедушку?

— Разумеется. Ты не Нарцисс. Но и не тот, за кого выдаешь себя сегодня.

— Вы знаете, чем я болен?

— Когда ты только приехал к нам, то много чего мне порассказал. Где учился живописи. В каких галереях выставлялся. В каких районах Парижа жил. Рассказал, что был женат, но потом развелся. Я проверил. Все оказалось выдумкой.

Он не мог не оценить юмора ситуации. Корто играл сейчас ровно ту же роль, какую он сам играл в случае с Патриком Бонфисом. За каждым психотическим бегством стоял психиатр, считавший своим долгом объяснить пациенту, что скорлупа пуста.

— Тем не менее, — продолжил хозяин дома, — кое-что в этих баснях соответствовало действительности. Ты на самом деле был художником. Талантливым художником, владевшим навыками ремесла. Я принял тебя без колебаний. Справедливости ради отмечу, что никто за тебя особенно не цеплялся. Человек без документов, без медицинской страховки. Одним словом, не подарок.

— А расследование проводилось? Я имею в виду, в связи со мной?

— Да, жандармы предприняли кое-какие поиски. Но особенно не старались. Ты не представлял для них интереса. Просто заблудившийся человек, не помнящий ни как его зовут, ни где он живет. Явно с приветом. В общем, они поискали-поискали, да и бросили.

— А что было потом?

— А вот что.

Корто развернул компьютер так, чтобы Нарцисс, сидевший с другой стороны стола, мог видеть экран.

— За два месяца ты написал здесь почти три десятка картин…

Нарцисс не рассчитывал ни на что особенное. Хотя, если вдуматься, это тоже была важная информация. Информация о его прошлой жизни. Каждая картина, возникающая на экране, представляла его, но всякий раз в новом образе. Адмирал… Почтальон… Клоун… Римский сенатор… Один и тот же мужчина его лет, замерший в одной и той же позе в три четверти оборота, одинаково выпячивающий грудь и задирающий вверх подбородок. Каждый из персонажей производил впечатление эпического героя.

Но стилистика каждой работы основывалась на принципе контраста. С одной стороны, в манере исполнения ясно прослеживались приемы, характерные для «искусства диктатур»: зритель смотрел на фигуру героя снизу вверх, что придавало тому вид владыки мира. С другой — лицо героя, выписанное с яркой экспрессивностью, наводило на мысль о школах, боровшихся против эстетики тоталитаризма. Таких, как, например, движение «новой вещественности», зародившееся в Германии в двадцатых годах. Отто Дикс… Георг Гросс… О художниках, отказавшихся от любой лакировки действительности, представлявших реальность во всем ее уродстве и подчеркивавших ее гротесковую природу. О художниках, мечтавших свернуть шею буржуазному лицемерию.

Его работы отличались тем же безжалостным сарказмом. До боли в глазах яркие цвета, среди которых явно доминировал красный. Густые, в бороздках краски, мазки, позволяющие проследить за движением кисти. Живопись, которую хочется не только созерцать, но и потрогать руками, подумал Нарцисс. В его памяти не сохранилось ни малейшего воспоминания о том, что все эти портреты создал именно он. Это означало, что в своих поисках он уперся в стену. Он пытался проникнуть в сущность личностей, не желавших пускать его в себя. Иными словами, отныне он мог лишь примерять на себя их внешнюю оболочку.

— В конце октября, — продолжил Корто, — ты исчез. Даже адреса не оставил. И я понял, что твои психические блуждания перешли в новую фазу.

У каждого персонажа имелся и собственный реквизит. Клоун был изображен с шариком и трубой. Почтальон — с велосипедом и сумкой. Адмирал — с подзорной трубой и секстантом…

— Почему я писал эти автопортреты? — растерянно спросил он.

— Как-то раз я задал тебе тот же самый вопрос. И ты ответил: «Нельзя верить тому, что видишь. Мои картины — не более чем исправление ошибки».

Нарцисс побледнел. Мои картины — не более чем исправление ошибки. Отпечатки его пальцев, найденные в яме на вокзале Сен-Жан… Его присутствие возле тела Цветана Сокова… Неужели он — маньяк-убийца? Такой же мерзавец, как и герои его картин? Помешанный на власти? Равнодушный к людям? Исполненный злобы? И меняющий личину после каждого очередного преступления? Художник-психопат, у которого руки по локоть в крови?