18  

Он оторвался от работы, когда дверь кабинета открылась. Вошла Одиль, как всегда, без стука. Эта ее привычка бесила его. К сожалению, она сильно походила на сестру Зельду Маркей. Надо что-то делать. Миссис Шипли жаловалась на сестру Маркей и ее привычку входить без стука.

Как обычно, Одиль проигнорировала его раздражение и сразу заговорила.

— Вильям, мне кажется, что миссис Шипли не совсем в порядке. Если помнить, у нее был небольшой обморок после похорон вчера и приступ головокружения вечером. Не перевести ли ее в медпункт для наблюдения?

— Я намерен понаблюдать за ней, — сердито сказал доктор Лейн. — Не забывай, что из нас двоих только у меня есть медицинский диплом. У тебя нет даже среднего медицинского образования.

Он знал, что сказал глупость, и сразу пожалел, зная, что за этим последует.

— О Вильям, это так несправедливо! — воскликнула она. — Медицина — это призвание, а я поняла, что это не для меня. Может, для тебя или других это лучший выбор. — Ее рот искривился. — И не забывай, что только благодаря мне Престижная резиденция дала тебе эту работу.

С минуту они глядели друг на друга, потом, как всегда, Одиль вдруг успокоилась.

— О Вильям, это грубо с моей стороны. Я знаю, как ты предан всем нашим гостям. Я просто хочу тебе помочь и понимаю, что еще один такой случай тебя погубит.

Она подошла к столу и наклонилась, взяла его за руку, поднесла к своему лицу и потерлась о нее щекой и подбородком.

Лейн вздохнул. У нее легкий характер. «Простушка», сказала бы его мать, но она была милая. Восемнадцать лет тому назад он считал себя счастливчиком, уговорив хорошенькую, молодую женщину выйти за него замуж. Кроме того, она действительно заботилась о нем, и он знал, что ее частые, сладко-душевные визиты к их гостям радовали большинство из них. Иногда она была утомительной, но все-таки искренней, а это многого стоит. Таким женщинам, как Грета Шипли, она действовала на нервы, что было доказательством ее ума, но, без сомнения, здесь, в «Латам Мейнор», Одиль для него была просто находкой.

Лейн знал, чего от него ждали. Не показывая отвращения, он встал, обнял ее и прошептал:

— Что бы я без тебя делал?

К счастью, секретарша вызвала его по внутренней связи.

— Здесь мисс Холлоувей, — сообщила она.

— Одиль, тебе лучше уйти, — шепнул он, предупреждая ее обычную просьбу остаться и поучаствовать в разговоре.

Впервые она не возражала, а сразу же выскользнула в боковую дверь кабинета, ведущую в коридор.

17

Прошлой ночью, проклиная себя за то, что выспалась накануне, Мэги не смыкала глаз до полуночи. Потеряв надежду заснуть, она спустилась вниз и в маленьком кабинете нашла книги, среди которых было несколько хорошо иллюстрированных изданий с видами особняков в Ньюпорте.

Забрав их наверх, она устроилась в кровати и читала почти два часа. В результате, когда горничная в униформе провела ее в «Латам Мейнор» и объявила доктору Лейну о ее прибытии, она смотрела на то, что ее окружало, с некоторым пониманием.

Особняк был построен Эрнстом Латамом в 1900 году как явный упрек, по его мнению, вульгарному дому Вандербильта, принадлежавшему Брейкерсам. Силуэт обоих зданий был почти одинаковый, но у дома Латама пропорции отличались большим совершенством. Вестибюль был все еще чрезмерно велик, но составлял лишь треть от вестибюля Брейкерсов. Стены покрывало атласное дерево, а не белый камень, а лестница была выполнена из богатого резного красного дерева и покрыта алым ковром, в отличие от мраморной лестницы у Брейкерсов, которой они так гордились.

Двери слева были закрыты, но Мэги знала, что там располагалась столовая. Справа находилась уютная комната, которая первоначально была музыкальной, с удобными креслами и пуфиками, богато обшитыми болотно-зеленой тканью с цветочным рисунком.

Величественный камин Луиса Квинса на самом деле был еще более грандиозным, чем на иллюстрации. Причудливая резьба с изображением греческих фигур, ангелов, ананасов и винограда поднималась над камином до самого потолка, а посередине была вставлена картина рембрандтовской школы.

«Здесь действительно красиво», — подумала она, мысленно сравнивая это место с той богадельней, где она фотографировала для журнала «Ньюзмейкер».

Вдруг она осознала, что горничная с ней разговаривает.

— О, простите, — извинилась Мэги. — Глаза разбежались.

Горничная была интересной, темноглазой, смуглой женщиной.

  18  
×
×