Ты обратилась в лунный свет

Брауэр задумчиво взглянул на него.

— Продолжайте.

— Полагаю, вы заметили выражение лица этого набитого чемодана, Малкома Нортона, когда миссис Вудз сказала про завещание и отказ от продажи дома.

— Заметил. Я назвал бы это шок и страх, сильно приправленные злостью.

— Всем известно, что дела Нортона сведены до собачьих покусов и разводов с разделом подержанных машин. Поэтому я заинтересовался, откуда у него деньги на покупку дома миссис Моор. Еще я откопал небольшую сплетню о нем и его секретарше по имени Барбара Хоффман.

— Интересно. Где же он взял деньги? — спросил Брауэр.

— Заложил свой дом, а это, похоже, все, что у него есть. Уговорил даже свою жену принять участие в залоге.

— Она знает о его подружке?

— Как я понял, от этой женщины ничего не ускользает.

— Тогда почему она рискует своей долей собственности?

— Именно это я и хочу узнать. Разговаривал кое с кем из риэлтеров Хопкинса, они удивлены, зачем Нортону платить двести тысяч за дом Моор. По их мнению, там требуется капитальный ремонт.

— У подруги Нортона много денег?

— Нет. Я сумел узнать только, что Барбара Хоффман хорошая женщина, вдова, одна вырастила детей и дала им хорошее образование, у нее скромный счет в банке. — Хаггерти предвосхитил следующий вопрос. — Кузен моей жены работает кассиром в банке, куда Хоффман дважды в месяц переводит по пятьдесят долларов.

— Тогда зачем Нортону этот дом? На участке есть нефть?

— Даже если есть, он не имеет права ее тронуть. Участок лежит в неприкосновенной прибрежной зоне. Строение невелико, а увеличивать его запрещено, так что вид из окна открывается только с третьего этажа.

— Думаю, лучше поговорить с Нортоном, — сказал Брауэр.

— Еще лучше поговорить с его женой, шеф. Я знаю, она слишком умна, чтобы можно было запросто втянуть ее в совместный залог без очень веской на то причины.

— О'кей, с этого и начнем. — Брауэр встал. — Кстати, не знаю, проверяли ли вы Мэги Холлоувей. Похоже, у нее все чисто. Отец оставил ей немного денег, да и сама она вполне преуспевающий фотограф, неплохо зарабатывает, так что здесь нет явных корыстных целей, насколько я понимаю. И она говорит правду о времени своего отъезда из Нью-Йорка. Портье в ее доме подтвердил это.

— Я готов с ней поговорить, — предложил Хаггерти. — Телефонный счет миссис Моор показал, что она звонила Мэги Холлоувей раз шесть за неделю до убийства. Может, она рассказала ей что-нибудь о своих гостях, вдруг что-то узнаю. — Он замолчал, потом добавил:

— Но, шеф, больше всего меня бесит невозможность узнать, что искал убийца в ее доме. Спорю на последний доллар, именно здесь ключ к разгадке.

33

Мэги проснулась рано, но ждала до одиннадцати, чтобы позвонить Грете Шипли. Она беспокоилась, так слаба показалась ей Грета вчера вечером, и Мэги надеялась, что та хорошо выспалась ночью. На звонок никто не ответил. Может, миссис Шипли стало лучше и она спустилась вниз, успокаивала себя Мэги.

Через 15 минут раздался звонок. Это был доктор Лейн.

— Мэги, у меня очень печальные новости, — сказал он. — Миссис Шипли просила утром ее не беспокоить, но час назад сестра Марксй решила ее проверить. Примерно посреди ночи она тихо скончалась во сне.

Некоторое время после звонка Мэги сидела, оцепенев от горя и злясь на себя за то, что не настояла на медицинском осмотре миссис Шипли. Нужен был независимый медицинский осмотр, чтобы определить, что с ней. Доктор Лейн сказал, что причина в сердечной недостаточности. Было видно, что ей нездоровилось весь вечер.

«Сперва Нуала, теперь Грета Шипли. Две женщины, лучшие подруги, обе умерли в одну неделю», — подумала Мэги. Она была так счастлива, так рада снова повстречать Нуалу. И вот теперь...

Мэги вспомнила, как Нуала впервые дала ей сырую глину. Хотя ей было всего шесть лет, Нуала разглядела в ней талант, нет, не художника.

«Ты не Рембрандт, — весело сказала Нуала. — Но глядя, как ты играешь с этой пластичной глиной, я вижу...»

Она поставила перед девочкой фотографию карликового пуделя Мэги по прозвищу Порги.

«Постарайся сделать его», — велела она. Это было начало. С тех пор Мэги всегда наслаждалась лепкой. Потом, однако, она поняла, что это могло быть для нее не более чем приятное хобби. К счастью, у нее появился интерес к фотографии, где она оказалась по-настоящему талантлива. Так она сделала себе карьеру. Но страсть к скульптуре не прошла.