Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы)

Диз заметил это, сделал дубль и побежал к стоянке. Теперь его сердце было исполнено не страхом, а диким, пляшущим счастьем. Как хорошо, что все сошлось именно таким образом!

«Да, – подумал он, – но не называй это удачей – не смей называть это удачей. И даже предчувствием удачи».

Правильно. Ведь удача же усадила его в этой комнатке вонючего мотеля с дребезжащими кондиционерами, не предчувствие – во всяком случае, не совсем предчувствие – заставляло его многие часы висеть на телефоне, обзванивая засиженные мухами аэропорты и вновь и вновь называть бортовой номер Ночного Летуна. Это был чистый инстинкт репортера, и вот сейчас он начал давать плоды. Да не просто плоды: это клад, Эльдорадо, сказочный Большой наперченный Пирог.

Он остановился перед разверстой пастью отсека и попытался навести камеру, чуть не удавился ремешком. Выругался. Раскрутил ремешок. Навел.

От вокзала донесся новый крик – женский или детский. За мыслью, что в здании происходит бойня, последовала другая – бойня лишь оживит репортаж, и тут обе мысли ушли, потому что он сделал три быстрых снимка «сесны», стараясь, чтобы в кадр попали раскрытый люк и номер на хвосте. Зажужжал механизм автоматической перемотки.

Диз побежал, снова бьющееся стекло, снова глухой стук от падения на цемент, словно выбросили тряпичную куклу, пропитанную какой-то густой темной жидкостью вроде микстуры от кашля. Диз присмотрелся, заметил неловкое движение – заколыхалось что-то вроде, бы похожее на пелерину… но на таком расстоянии трудно было сказать. Он обернулся. Сделал еще два снимка самолета, на сей раз безупречных, раскрытый люк и куча земли под ним получатся четкими и неопровержимыми.

Развернувшись, он побежал к вокзалу, то, что он вооружен лишь старым «никоном», почему-то не пришло ему в голову.

Метрах в десяти от здания он остановился. Там лежали три тела -взрослые мужчина и женщина и то ли маленькая женщина, то ли девочка лет тринадцати. Точнее сказать невозможно, потому что головы не было.

Диз навел камеру и быстро сделал шесть снимков; вспышка мерцала белым светом, механизм перемотки удовлетворительно жужжал.

У него всегда удерживалось в голове количество кадров. В пленке их тридцать шесть. Он снял одиннадцать. Остается двадцать пять. В карманах брюк есть запасные пленки, и это прекрасно… если будет где перезарядить, однако рассчитывать на то нельзя; с такими снимками надо брать ноги в руки – и ходу. Это обед а ля фуршет.

Диз добежал до вокзала и распахнул дверь.

Глава 9

Он думал, что видел все, что можно видеть, но ничего подобного он никогда не видел. Никогда.

Сколько? – пытался сосчитать он. Сколько? Шесть? Восемь? может, дюжина?

Трудно сказать. Ночной Летун превратил маленький частный аэровокзал в лавку мясника. Всюду валялись тела и части тел. Диз видел ступню в черном кеде; снял ее. Торс с оторванными руками и ногами – снял. Мужчина и замасленном комбинезоне еще дышал, и на мгновение Дизу показалось, что он узнал пьянчугу Эзру из аэропорта округа Камберленд, но парень, лежавший перед ним, не просто лысел – у него этот процесс давно завершился. Лицо у него было рассечено от лба до подбородка. Половинки носа почему-то напомнили Дизу поджаренную и рассеченную сосиску, готовую к заключению в булочку.

И это он тоже снял.

Вдруг что-то внутри его взбунтовалось и закричало: «Хватит!» тоном приказа, которому невозможно не подчиниться, а тем более возражать. «Хватит, остановись, конец!»

Он увидел стрелку на стене с надписью «КОМНАТЫ ОТДЫХА». Диз побежал в направлении стрелки; камера на ходу шлепала его по боку.

Первым ему попался мужской туалет, но Диза не смутило бы, если бы это оказался женский. Он разразился хриплыми, воющими рыданиями. Он вряд ли поверил бы, что именно он издает такие звуки. Много лет он уже не плакал.

С детства.

Он рванул дверь, заскользил, как на лыжах, и схватился за край второй от начала раковины.

Он нагнулся над ней, и его стало рвать мощной и вонючей струей; кое-что брызгало ему в лицо или оседало коричневыми клочьями на зеркале. Он вспомнил запах курицы по-креольски, которую ел, склонившись над телефоном в номере мотеля, перед тем как расплатиться и побежать к самолету, – и изверг ее обратно с громким рокотом, как перегруженная машина, у которой вот-вот полетят шестерни.

«Господи, – думал он, – Господи Иисусе, это же не человек, это не может быть человек…' И тут он услышал звук.