Галактический глюк

– Добрый день, – приветливо улыбнулся Вениамин.

– Ага, – человек с метлой в руках медленно приподнял голову, а затем так же медленно опустил ее, коснувшись подбородком груди. – Денек что надо, – он говорил на неплохом корневом языке. – Я так и знал, что вы сегодня снова явитесь.

Вениамин удивленно приподнял бровь.

– Мы разве уже встречались?

– А то, – едва заметно улыбнулся метельщик и поплотнее запахнул полы халата.

Вениамин натянуто улыбнулся. В том, что он впервые видит странного типа с метлой, у него не было ни малейших сомнений. Интересно, как чудак поведет себя, если сказать ему, что он обознался?

– Ну что ж, – Вениамин сделал жест рукой, который выражал нечто среднее между сожалением и недоумением. – Приятно было свидеться.

Более продолжительная беседа не входила в планы агента, однако отделаться от метельщика оказалось не так-то просто.

– Эй, постойте! – окликнул он агентов, прямиком направившихся к надстройке с дверью.

Едва услышав надтреснутый голос, Вениамин сразу понял, что ежели желание чудака с метлой будет проигнорировано, то он непременно поднимет шум, на который сбегутся все обитатели квартала Желтые Кирпичи.

– В чем дело? – оглянулся Вениамин.

– Ты! – метельщик вытянул руку, указывая на Обвалова. – Где твоя труба?

– Какая еще труба? – недовольно шевельнул бровями Вениамин.

– В прошлый раз ты обещал, что придешь с трубой, – с укоризной прищурился метельщик.

– Да? – Вениамин озадаченно почесал затылок. – Забыл, выходит.

Лицо метельщика обиженно вытянулось, а уголки рта загнулись вниз, словно у ребенка, узнавшего в Деде Морозе поддатого соседа.

– Ну хоть напой тогда, – попросил он.

– Ты, часом, не догадываешься, за кого он нас принимает? – спросил Вениамин у Фредриксона.

– Быть может, за бродячих артистов? – предположил ИскИн.

– Слушай, – обратился Вениамин к метельщику. – Может быть, в другой раз?

– Ты ведь обещал, – метельщик оттопырил нижнюю губу, готовясь разразиться плачем.

– Хорошо! – вскинул руку в успокаивающем жесте Вениамин. – Что за песенку я должен спеть?

Лицо метельщика тотчас же прояснилось.

– Ты обещал сыграть на трубе тему, которая будет звучать во время Страшного суда.

Вениамин растерянно приоткрыл рот.

– Не иначе, как тебя приняли за архангела Гавриила, – тихо произнес за спиной у него Фредриксон.

Обвалов презрительно фыркнул.

– Уважаемый, – обратился он к чудаку с метлой. – А в прошлый раз мы успели представиться друг другу?

– Да мы ж, чай, не первый год знакомы, – заулыбался метельщик.

– И как меня зовут?

– Вестимо как, – метельщик подмигнул Вениамину, давая понять, что оценил шутку. – Гавриилом.

– А это тогда кто? – большим пальцем Вениамин указал на Фредриксона.

– Михаил, ясный перец, – метельщик едва сдерживался, чтобы не засмеяться.

– Он тебе, часом, ничего не обещал?

– Вестимо, обещал, – кивнул человек с метлой. – Обещал, что непременно санитару Лебядкину голову снесет. Да только ведь опять меч свой дома оставил.

Под осуждающим взглядом метельщика Фредриксон виновато развел руками.

– Ага, – Вениамин приложил указательный палец к губам.

Ситуация была наиглупейшая.

– А Рафаила вы сегодня с собой не взяли? – спросил метельщик.

– Нет, – рассеянно махнул рукой Вениамин. – Дома оставили.

– А хочешь, я за губной гармошкой сбегаю? – с надеждой предложил метельщик. – Заодно и Фому с собой приведу, а то он не верит, когда я ему про вас балакаю. Говорит, мол, крышак у тебя поехал, Пергалезыч.

– Нет, не надо, – решительно отказался Вениамин.

Помимо того, что он не испытывал ни малейшего желания познакомиться с новоявленным Фомой Неверущим, он еще и не умел играть ни на одном музыкальном инструменте.

– Ну так напой! – потребовал Пергалезыч.

Делать было нечего, и Вениамин принялся негромко что-то мычать. Склонив голову к плечу, Пергалезыч с интересом прислушивался к издаваемым Вениамином звукам. С неменьшим интересом внимал им и Фредриксон. Невнятное вначале мычание постепенно стало складываться в нечто похожее на мелодию. Поймав нужный ритм и размер, Вениамин замычал увереннее и громче. Вскоре в том, что натужно выдавливал из себя Обвалов, можно было опознать отдельные фрагменты классической пьесы «Summertime». Но при том, что музыкального слуха у Вениамина не было, лирическая мелодия Гершвина в его исполнении приобретала угрожающее, почти инфернальное звучание, вполне соответствующее атмосфере Страшного суда в том виде, как представляли его художники раннего Возрождения.