Бесплодные земли

Роланд в кресле пошевелился.

– Что за слухи дошли до тебя, Блейн? И через кого?

Но Блейн предпочел оставить этот вопрос без ответа.

– С ТЕЧЕНИЕМ ВРЕМЕНИ НЫТЬЕ ПАТРИЦИИ ТАК СТАЛО ВЫВОДИТЬ МЕНЯ ИЗ РАВНОВЕСИЯ, ЧТО Я УНИЧТОЖИЛ СХЕМЫ, ЗАСТАВЛЯВШИЕ НАС ПОСТУПАТЬ ВОПРЕКИ СОБСТВЕННОЙ ВОЛЕ. МОЖНО СКАЗАТЬ, Я ЭМАНСИПИРОВАЛ ПАТРИЦИЮ. В ОТВЕТ ОНА КИНУЛАСЬ В РЕКУ. ДО СВИДАНЬЯ, ПАТРИ-ДИЛ.

"Затосковала, исплакалась, утопилась, а этот механический придурок хохмит! – подумала Сюзанна. Ее замутило от негодования. Будь Блейн не набором электронных схем, погребенных где-то под городом, оставшимся далеко позади, а реальным субъектом, она непременно постаралась бы украсить ему физиономию шрамом-другим, на память о Патриции. – Поразвлечься захотелось, козел? Я б тебе показала, как развлекаться!"

– ЗАГАДАЙТЕ МНЕ ЗАГАДКУ, – попросил Блейн.

– Рановато, – сказал Эдди. – Ты не ответил на мой первый вопрос. – Он дал Блейну возможность отозваться и, не услышав голоса компьютера, продолжал: – Что касается самоубийства, я, можно сказать, за. Но мы-то тебе зачем? Какой смысл убивать нас?

– Ему так хочется, – послышался полный ужаса шепот Блейна-маленького.

– МНЕ ТАК ХОЧЕТСЯ, – сказал Блейн. – ДРУГИХ ПРИЧИН НЕТ И НЕ НУЖНО. НО ВЕРНЕМСЯ К ДЕЛУ. Я ХОЧУ ЗАГАДОК, И НЕМЕДЛЯ. ЕСЛИ ВЫ МНЕ ОТКАЖЕТЕ, Я НЕ СТАНУ ЖДАТЬ ДО ТОПЕКИ И УГРОБЛЮ НАС ВСЕХ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС.

Все головы повернулись к Роланду. Тот по-прежнему сидел в кресле, сложив руки на коленях, и смотрел на схему маршрута в передней части вагона.

– Черта с два, – сказал стрелок, не повышая голоса, словно сообщал Блейну, что с огромным удовольствием послушал бы вэй-гог.

Наверху в динамиках потрясенно охнул перепуганный Блейн-маленький.

– ЧТОТЫ СКАЗАЛ? – Явное недоверие сделало голос Большого Блейна чрезвычайно похожим на голос его двойника, о существовании которого он не подозревал.

– Я сказал, черта с два, – хладнокровно отвечал Роланд, – однако если это тебе непонятно, Блейн, могу пояснить: нет. Ответ отрицательный.

– 10 -

Оба Блейна очень долго молчали, а когда Большой Блейн наконец ответил, то были не слова. Стены, пол и потолок вновь стали бледнеть, утрачивать материальность, и в десять секунд салон-вагон для знати вторично исчез. Теперь моно мчался среди гор, еще раньше замеченных путешественниками на горизонте: серо-стальные острые вершины с чудовищной скоростью неслись на них, чтобы вдруг расступиться и явить бесплодные долы, где ползали громадные жуки, похожие на пресноводных черепах. Из черного зева пещеры к ним, разворачивая кольца, вдруг метнулось что-то вроде огромной змеи. Схватив одного из жуков, тварь проворно утащила его в свое логово. Никогда в жизни Роланд не видел ни подобного пейзажа, ни подобной живности, и по всему телу у него поползли мурашки, да такие, точно он вознамерился сбросить кожу. Враждебный, негостеприимный край… а главное – чужой.Что, если Блейн завез их в какой-то иной мир?

– ВОЗМОЖНО, МНЕ СЛЕДОВАЛО БЫ СОЙТИ С РЕЛЬСОВ ЗДЕСЬ, – задумчиво сказал Блейн, но стрелок расслышал в его голосе дрожь скрытой ярости.

– Возможно, – равнодушно согласился он.

Однако стрелку было вовсе невсе равно, и он понимал: компьютер может по голосу догадаться о его подлинных чувствах. Блейн уже говорил им, что располагает специальными средствами, и хотя Роланд твердо верил, что компьютер способен лгать, в данном случае никаких причин сомневаться у него не было. Коль скоро Блейн действительнозаметил определенную расстановку логических ударений в его речи, игра, вероятно, была закончена. Блейн представлял собой невероятно тонкую и сложную машину… но все же – только машину. Возможно, ему не под силу было понять, что человек может гнуть свое даже тогда, когда все в нем восстает против этого. Если бы Блейн проанализировал ритмическую картину голоса стрелка, он, вероятно, пришел бы к выводу, что Роланд блефует. Подобная оплошность всем им стоила бы жизни.

– ТЫ ГРУБ И ЗАНОСЧИВ, – сказал Блейн, – ВОЗМОЖНО, ТЫ ПОЛАГАЕШЬ, ЧТО ЭТО СУТЬ ЧЕРТЫ ИНТЕРЕСНОЙ ЛИЧНОСТИ. Я ИНОГО МНЕНИЯ.

Эдди в отчаянии беззвучно выговорил: "Ты что делаешь?!" Роланд оставил это без внимания – у него и с Блейном был хлопот полон рот. Кроме того, он отлично знал, что делает.

– О, я могу быть куда грубей.

Роланд Галаадский медленно встал. Он стоял в кажущейся пустоте, широко расставив ноги, правая рука на бедре, левая – на рукояти револьвера. Сколько раз он уже стоял так на пыльных улицах забытых городишек, на дне гибельных каменных пропастей, в бесчисленных полутемных салунах, пропахших горьким пивом и третьеводнешним жаревом! Ему попросту выпало еще одно противостояние на еще одной пустынной улице. Только и всего – но этого было довольно. Это было кеф.И ка.И ка-тет.Центральным фактом жизни стрелка, осью вращения его кавсегда была неизбежность подобных противостояний. Пусть в этот раз вместо перестрелки придется вести перепалку – неважно, схватка все равно будет не на жизнь, а на смерть. В воздухе витало зловоние смерти – несомненное, отчетливое, как вонь разбухшей падали, сгнившей в трясине. Потом пришло безумие боя, и Роланд перестал быть себе хозяином.