Проходящий сквозь стены

После такого плотного завтрака только поспать бы, но я выскочил на площадку, вызвал лифт, а пока тот неторопливо поднимается на этаж, заправил рубашку в брюки и пригладил волосы. В лифте зеркало разбито, хрен что увидишь, а взгляд цепляется за разные свежие надписи, где, кроме деловых предложений ремонта и услуг массажа с последующим интимом, есть информация, кто кого трахает.

На четвертом этаже кабинка остановилась, с лестничной площадки шагнула Маринка, моя бывшая одноклассница. Она сейчас в десятом, а я уже работаю: маме стало тяжело на ее зарплату школьной учительницы тащить еще и меня.

– Привет, Виталик!

– Привет, Маринка, – ответил я.

Маленького роста, ее взгляд упирается мне в грудь, приходится задирать голову, простое, но очень милое лицо, чистые серые глаза, небольшие четко очерченные грудки под дешевенькой кофточкой, приветливая улыбка. В ее доверчивых глазах я увидел понимание и сочувствие. Ее семья тоже не блещет достатком, но работают отец и мать, хватает, чтобы досодержать ее еще два года, пока закончит школу. А я вот неудачник, пришлось бросить школу, чтобы помогать маме.

– Как служба? – спросила она.

– Служат собачки, – ответил я солидно, – а я работаю.

– Работаешь, – сказала она с уважением в голосе, – значит, уже взрослый. И как, понравилось быть взрослым? Свой миллион уже заработал?

– А ты стала отличницей по математике? – отпарировал я. – Это так же просто! Наверное, я уже взрослый: если детей интересует, откуда все берется, то меня – куда все девается.

Она улыбнулась, лифт дернулся, словно опустился на жесткий пол, дверцы раздвинулись. Она заспешила в школу через дорогу напротив, а я к метро, чтобы тащиться почти час на другой конец города. Но это еще хорошо: прямая ветка, многие ездят с пересадками, а потом еще на автобусах.

Мышцы ноют, вчера перебрал с разведениями. Микротравмы – это хорошо, там при восстановлении быстрее нарастают дополнительные волокна, но если перебрать хоть чуть, будут настоящие травмы, разрывы, растяжения. Сейчас июль, я только начал качаться, впереди осень, зима и начало весны, а там настанет жизнь, когда я перестану стыдиться появляться на пляже с моей впалой грудью, узкими плечами и тощими, как у узника Бухенвальда, руками.

На работу я все-таки опоздал, но для фирмы это не критически: важно, чтобы приходил ключевой персонал, а я всего лишь посыльный, разносчик заказанной по Интернету продукции. Вера Борисовна, кладовщица, деловито формировала заказы, укладывая баночки со спортивными добавками в разные пакеты.

– А, Виталик, – обрадовалась она. – сегодня ты опоздал не так уж… как обычно.

– Я опоздал на автобус, – пояснил я, – всего на полминуты! А следующий, какое безобразие, через двадцать минут.

– Какой район у вас, – сказала она сочувствующе. – Перебирайтесь к нам на окраину.

– А мы и так на окраине, – сообщил я. – Только на другом конце. Город у нас почему-то большой и, эта, обильный. Только порядка в нем… как и раньше.

– Так вы в Центре жили?

– Дом на снос, – ответил я, – нам дали другую квартиру.

– Хоть двухкомнатную?

– Ее самую.

– И то хорошо, – рассудила она. – Хоть и не Старый Центр, но в однокомнатной со взрослым сыном… За один раз отвезешь или за два захода?

Я прикинул размер и вес кучи, ответил с оптимизмом, которого не чувствовал:

– Постараюсь оттарабанить за раз. Ослов еще и не так нагружают!

– Ну вот и хорошо, – обрадовалась она. – А оттуда позвони, ладненько? Если наберется до обеда заказов, приедешь, заберешь. Если после обеда, то уже на завтра.

– Обязательно, – заверил я.

С нагруженным рюкзаком, похожий на туриста, что собрался на покорение Северного полюса, я выбрался, застревая в каждом дверном проеме, ну кто такие узкие двери делает.

По коридору навстречу топает, аки медведь, хозяин тайги, Павел Дмитриевич, бывший боксер-супертяжеловес, а теперь наш шеф: деловой, при галстуке, подстриженный и даже вроде бы подкрашенный. И пузо пока без тележки, хотя зеркальная болезнь на победном марше.

– А, Виталий, – произнес он с театральным удивлением, – ты все еще у нас работаешь?

– Как видите, Павел Дмитриевич, – ответил я смиренно, – прямо-таки тружусь!

– А почему снова опоздал?

– Поздно вышел, Павел Дмитриевич!

– Почему не вышел раньше?

– Уже было поздно выходить раньше…

Он покачал головой:

– Ох, когда же ты поумнеешь.