Темная половина (Dark Side)

Но на самом деле здесь никого не было. Просто захлопнулась дверь, и все, а это нередко случается с дверьми.

«Что же это? – снова спросили самые потаенные закоулки ее мозга, все более громким и испуганным голосом. – Надо было остаться там, на лестнице, в стороне, не открывать эту проклятую дверь – и у тебя не было бы никаких проблем. Тебе же вполне хватило бы небольшой щели у двери, чтобы позвать его, даже без крика».

Теперь ее глаза снова обратились на пивные бутылки, стоявшие на кофейном столике. Одна пустая. Другая полупустая, с еще не осевшим колечком пены внутри горлышка.

Убийца был за дверью, когда она вошла. Если бы она повернула к нему голову, она бы тотчас увидела его... и, конечно, уже была бы на том свете, как и Клоусон.

И пока она стояла там, потрясенная столь красочным зрелищем, убийца просто вышел из квартиры, закрыв дверь.

Ноги не выдержали этого напряжения, она рухнула на колени с грацией слонихи, и в такой позе очень напоминала девушку, принимающую причастие в церкви. Ее мозг исступленно прокручивал одну и ту же мысль, подобно белке, бегущей в своем колесе: «Ох, я не должна кричать, он ведь вернется, ох, я не должна кричать, он ведь вернется, я не должна кричать...»

А потом она услышала его тяжелые шаги по паркету коридора. Позднее она убедилась, что эти придурочные Шульманы снова запустили свое стерео, и она попросту приняла тяжелый звук бас-гитары за шаги убийцы, но в тот момент она готова была поклясться, что это был Алексис Мэшин и он вернулся... человек столь целеустремленный и убийственный, что даже смерть не смогла бы остановить его.

Впервые в жизни Доди Эберхарт упала в обморок.

Она очнулась минуты через три, не ранее. Ноги по-прежнему не держали ее, и потому она поползла по коридору к выходу, а волосы закрывали ее лицо. Она подумала, стоит ли открывать дверь на лестничную площадку, чтобы выглянуть туда, но не решилась сделать это. Вместо этого, она закрыла замок не все обороты, вытащила щеколду и вставила дверную цепочку в металлический паз. Проделав все это, она уселась против двери, замерев и затаившись. Она ясно сознавала, что забаррикадировалась здесь вместе с окровавленным трупом, но это было еще не так уж и плохо. Это было даже совсем не плохо, если учесть все другие альтернативы.

Мало-помалу ее силы восстанавливались, и она уже смогла твердо стоять на ногах. Она проскользнула по коридору в самый его конец и добралась до кухни, где стоял телефон. Она старалась не смотреть на гостиную, где находилось то, что осталось от мистера Большой кадр, хотя это и было ненужным занятием: она надолго запомнила до мельчайших подробностей всю эту жуткую картину. Она вызвала полицию и, когда она прибыла, никого не впустила до тех пор, пока не было просунуто под дверь служебное удостоверение одного из полисменов.

– Как зовут вашу жену? – спросила она копа, чье имя на ламинированном картоне было обозначено как Чарльз Ф. Туми-младший. Ее голос звучал визгливо и трепетно, совсем не так, как обычно. Близкие друзья (если бы они имелись у нее) ни за что не узнали бы этот голос.

– Стефани, мэм, – терпеливо ответил из-за двери допрашиваемый полисмен.

– Я могу позвонить и проверить это в вашем участке, вы это знаете! – почти истерически провизжала она.

– Я знаю это, миссис Эберхарт, – согласился голос, – но не будет ли вам чуточку спокойнее, если вы просто впустите нас, как вы полагаете?

А поскольку она еще столь же легко узнавала голос копа, как легко почуяла Запах Беды, она не колеблясь открыла дверь и позволила войти Туми с коллегой. Когда они присоединились к ней, Доди сделала то, чего с ней никогда ранее не случалось: она истерично разрыдалась.

7. ДЕЛО ПОЛИЦИИ.

Тад сидел наверху в кабинете и писал, когда появилась полиция.

Лиз читала книгу в гостиной, а Уильям и Уэнди возились в детском манеже, каждый на выбранной им стороне. Она подошла к двери и выглянула в одно из узких декоративных окон рядом с дверью, перед тем как открыть ее. Эта привычка появилась у нее после того, что было шутливо названо «дебютом» Тада в журнале «Пипл». Слишком много визитеров – любопытствующих зевак, как из соседних мест, так и из самого этого городка и даже несколько человек совсем издалека (это были ярые поклонники Старка) требовали этой меры предосторожности, чтобы не превратить их дом в проходной двор. Тад называл это «синдромом глазения на живых крокодилов» и сказал, что синдром должен исчезнуть через неделю-другую. Лиз надеялась, что он будет прав. Она все время опасалась, как бы кто из визитеров не оказался сумасшедшим охотником на крокодилов, того самого сорта, что и убийца Джона Леннона, а потому сперва рассматривала всех посетителей через боковое окошко. Она не была уверена, что распознает настоящего сумасшедшего, если увидит его, но она, по крайней мере, обеспечит Таду покой в те два часа по утрам, когда он работал. После этого утреннего бдения он сам ходил открывать дверь, обычно глядя на нее, как виноватый мальчуган, и она не знала, как реагировать на этот взгляд.