Темная половина (Dark Side)

– Здесь происходит что-то очень странное. Нет, более чем странное. Это ужасно и необъяснимо, но это действительно происходит. И оно началось, как я полагаю, когда мне было всего одиннадцать лет.

Тад рассказал обо всем: о головных болях в детстве, о пронзительных криках и о сводящих с ума видениях стай воробьев, служивших предвестниками приступов, и о возвращении в его сознание этих воробьев совсем недавно. Он показал Алану страницу рукописи с надписью поперек ее черным карандашом: «ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА». Он рассказал о том ужасном приступе, который перенес в своей рабочей комнате в университете, и что он смог записать тогда (насколько это сейчас помнилось) на обороте заказного бланка. Он объяснил, что он потом сделал с этим бланком, и попытался описать свой страх и ужас, вызвавшие его стремление как можно скорее уничтожить написанное.

Лицо Алана оставалось бесстрастным.

– Помимо всего, – закончил Тад, – я знаю, что это Старк. Здесь. – Он сжал кулак и постучал по груди.

Алан Пэнборн ничего не говорил несколько секунд. Он начал крутить свое обручальное кольцо на среднем пальце левой руки, и эта процедура, казалось, целиком увлекла его.

– Вы потеряли в весе после женитьбы, – спокойно сказала Лиз. – Если вы не подгоните кольцо по размеру, то однажды потеряете его, Алан.

– Да, думаю, что это так. – Он поднял голову и взглянул на Лиз. Пока он говорил, случилось так, что Тад на несколько минут вышел из комнаты в поисках чего-то, и только они двое остались там. – Ваш муж позвал вас в кабинет и показал вам то первое послание из мира духов, сразу же как я уехал... верно?

– Единственное привидение >игра слов – spirit означает как «дух, привидение», так и «спиртные напитки»>, которое я наверняка знаю и много раз видела – это склад ликера в миле ниже по дороге, – спокойно сказала Лиз, – но он действительно показал мне эту запись после того, как вы уехали, это верно.

– Сразу после моего ухода?

– Нет, мы укладывали детей спать, а потом, когда уже сами собирались ложиться, я спросила Тада о том, что он скрывает от меня.

– Между тем моментом, когда я уехал, и временем, когда он рассказал вам о затемнениях сознания и звуках птичьих голосов, были ли какие-нибудь периоды, когда он находился вне поля вашего зрения? То есть, было ли у него время, чтобы он мог подняться в кабинет и написать эту фразу, вот что я подразумеваю.

– Я не могу быть здесь уверенной в чем-либо, – ответила Лиз. – Мне думается, что мы были все время вместе, но я не могу этого утверждать с полной уверенностью. Да и вряд ли это будет решающим, если даже я скажу, что он никогда не выпадал из поля моего зрения, так ведь?

– Что вы подразумеваете, Лиз?

– Я подразумеваю, вы тогда решите, что я также лгу, верно?

Алан глубоко вздохнул. Это был единственный ответ, если таковой и вообще требовался.

– Тад не лжет здесь ни в чем.

Алан кивнул.

– Я ценю вашу прямоту, и поскольку вы не можете с уверенностью утверждать, что Тад не покидал вас хотя бы на пару минут, я не могу обвинить вас во лжи. Я рад этому. Вы все же допускаете такую возможность, и, я думаю, вы также допустите, что альтернатива подобной возможности выглядит просто дикой.

Тад прислонился к камину, его глаза переходили справа налево и обратно, словно у зрителя на теннисном матче. Шериф не сказал чего-то нового, из того, чего сам Тад не предвидел уже заранее, напротив, Алан Пэнборн действовал очень деликатно, пытаясь обнаружить несообразности в его рассказе. И все же Тад ощущал горькое разочарование... почти сердечную боль. Надежда, что Алан все же поверит – может быть, чисто инстинктивно, но поверит – оправдалась в той же степени, как возможные чудодейственные препараты от всех болезней в аптечных пузырьках и бутылочках.

– Да, я допускаю такую возможность, – спокойно сказала Лиз.

– А что касается происшедшего с Тадом в его факультетской служебной комнате... ведь нет никаких свидетелей ни его приступа, ни того, что он записал тогда. Ведь он даже не рассказал вам о нем, пока не позвонила миссис Коули, верно?

– Нет. Он не рассказал.

– А потому... – Шериф пожал плечами.

– У меня есть к вам вопрос, Алан.

– Да, я слушаю.

– Зачем лгать Таду? Что он может выиграть этим?

– Я не знаю. – Алан взглянул на нее с полной искренностью. – Он может и сам не знать этого. – Он бегло взглянул на Тада, затем снова посмотрел на Лиз. – Он может даже и не знать, что он сейчас лжет. Это очень просто: я не могу принять все услышанное на веру, любому офицеру полиции нужны, прежде всего, сильные доказательства. А здесь их нет.