Харбин

«Запрещено ездить внутри вагонов трамвая, в некоторых городах, ходить по тротуарам!»

«В некоторых городах», – думал он, – так это в тех городах, где, наверное, и стояли гарнизоны! А Лапищев? Он из каковских? Наверняка не из поповичей или дворян! Мастеровой! И значит, и ему?.. – Сашик прикинул возраст Лапищева, тот упоминал, что «кис в окопах» где-то в Галиции. – И ему тоже нельзя было ездить в вагонах трамвая и ходить по тротуарам? А Духонин? – Тут Сашик почувствовал хрупкий холодок между лопатками. – Конечно, на штыки! А Деникин? Сын крестьянина! А Корнилов! Казак, не из богатых! Из грязи – в князи! А всё по «морде» и на «ты». Вот она – пропасть, – мысли пузырились и лопались, – вот оно – «кровище и гноище!» – Он думал словами Тельнова: – Сыны крестьянские и… Французская революция… Робеспьеры и Мараты! Керенский и Ульянов – из одной гимназии! А ещё кто-то пытается понять причины революции: «В морду!», «В морду!» и на «ты».

Книга лежала на коленях, он шевелил страницы, не читая их.

«А кто призывал Николая отречься от престола? Его же дядя! Его высочество Николай Николаевич!»

Листать и вчитываться уже не было сил. «Я её наизусть знаю. Всю!»

– Так! – Он решил. – Жечь. Только не в печке. Лето! Потянет дым из трубы… Завтра, в саду! Со всем остальным!

Он зажёг лампу, оглядел книжные полки и увидел под ними рядом с письменным столом урну для бумаг. «И со всеми этими черновиками. И так все знают, что я что-то пишу… расчеты… работа…»

Урна была заполнена скомканными шариками бумажных листов.

«Слава богу, что никто не знает, что это…»

Сашик положил брошюру под подушку, наклонился, придвинул к себе плетёную тростниковую корзину и достал верхний бумажный комок, расправил его на коленке и стал читать написанное карандашом: «Ха-ха! Тоже мне поэт – Тургенев! Писатель – Пушкин!»

Поднёс к лампе, и на мятом листе на секунду осветилось:

• Меж нами милый разговор,
• Букет цветов.
• День не начался и прошел,
• И был таков.
• Так жизнь промчится,
• До утра остался час!
• Судьба молчит, но выбирает,
• Метя в нас!
• Ночь расстилает плащ небес
• Темнее мглы.
• И за деревьями
• Не виден лес!
• А где в нём мы?

«Интересно, что она подумает, если я ей скажу, что это я? Так же поморщится, наверное, как от Вертинского?»

Тельнов прислушивался к Сашиной комнате, у него давно вошло в привычку прислушиваться к тому, что делает внук, даже когда он был в комнате один, и заглядывать в его комнату, когда того не было дома.

Сашик с детства воспитывался в любви и строгости: он должен был заправлять свою постель, чистить башмаки, в аккуратности содержать свои вещи; и он, и вся семья к этому привыкли, кроме Кузьмы Ильича. В первые недели, когда они с Александром Петровичем только-только приехали в Харбин, Кузьма Ильич почувствовал, что ему нечего делать. Он жил на всём готовом: Александр Петрович был принят на службу с хорошим жалованьем, Анна Ксаверьевна могла не ходить на работу и следила за домом, повар готовил еду, прислугой бегал китаец-бой, и единственной заботой, которой он мог себя посвятить, стал Сашик, и оказалось, что в доме Адельбергов этому никто не противился.

Когда позавчера он нашёл у Сашика брошюру Мартынова, то снова заволновался о внуке, как прошедшей зимой, когда он увидел его выходящим из гостиницы в китайском Фуцзядяне, а за ним – сотрудника советского генконсульства. Он тогда ещё хотел сказать об этом Александру Петровичу, поделиться с ним своей неясной тревогой, но почему-то испугался.

Он услышал, как Александр Петрович и Анна Ксаверьевна вернулись домой, их шаги и разговор.

«Опять не удастся поговорить с самим», – со странным успокоением подумал старик, это успокоение его почему-то напугало, и он закрылся в своей комнате.

«Давай-ка спать!»

Но мысли продолжали мучить Кузьму Ильича, он сел на свою скрипучую кровать, потом встал и подошёл к подсвеченному слабым светом лампадки образу.

«Господи! Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный! Помоги! И наставь меня, старика глупого. Приведи к истине! Укрепи душу мою…»

Глава 3

Кэндзи оставил машину на Вокзальном проспекте, немного не доехав до Соборной площади; до миссии было недалеко, времени ещё оставалось минут семь, и он успевал. Он хлопнул дверцей, глянул на собор и снова подумал, зачем он отправил наружку за Сашиком?

Сегодня с самого утра он был на городских занятиях.