Харбин

– При известных! В 1910 году, когда он принимал округ, я был ему представлен как призёр окружных скачек.

– Кажется, припоминаю! Вы тогда были сотником…

– 1-го казачьего полка на восточной линии!

– И они вам памятны?

– Они памятны всем, кто принимал участие в ристалищах. Он лично по этому хронометру засекал время.

– Как же! Как же! Потом, в апреле пятнадцатого года, вы с округом прибыли в Галицию, на Юго-Западный…

– Да, в 8-ю армию к…

– Алексею Алексеевичу Брусилову…

– Перешёл к красным… слышали?

– Слышал, но не верю!

– А как же его письмо к нам, офицерам, с призывом переходить на сторону красных?

– И тем не менее!

– Как-то всё это прискорбно! – Лычёв, гася сигару, плашмя размял её в пепельнице. – Лучшие герои, можно сказать, рыцари российского воинства, а… А знаете, что произошло с генералом Мартыновым?

– Знаю, что в самые первые недели Германской кампании он с пилотом аэроплана-разведчика попал в плен к австрийцам…

– Да-с, и сидел в плену вместе с Лавром Георгиевичем Корниловым. После окончания войны, точнее, после её прекращения большевиками вернулся и сейчас служит у них, «красным», так сказать, генералом.

Новость для Александра Петровича была ошеломляющей.

– Где же вы провели эти полтора года, что для вас такое – новость?

Адельберг захлопнул крышку часов.

– Хорошо, барон! Могу вам подсказать, что очередной караван до Цицикара отбывает завтра утром. Возвращайтесь в Харбин, повидайте семью, и не забывайте нашего разговора. Вероятно, увидимся в Харбине. Не смею задерживать! – сказал Лычёв, неопределённо хмыкнул, встал и, не подавая руки, повернулся к окну.

Адельберг вышел из номера, Лычёв оглянулся, посмотрел ему вслед и промолвил, не разжимая губ: «Гвардейская сволочь!»

Глава 5

Рано утром Адельберг и Тельнов покинули пропахший горелым маслом и пряностями китайский постоялый двор, дошли до городского рынка и устроились на одну из повозок большого торгового каравана, уходившего из Сахаляна на юг на железнодорожную станцию Цицикар.

Пока шли на базар, Тельнов, то отставая, то перебежками догоняя Александра Петровича, бормотал себе под нос:

– Что это за названия такие, уважаемый Александр Петрович? Сахалян, с вашего позволения, понятно – это они переврали наш Сахалин, тоже далеко, чёрт-те где! А что такое Сисихар?

– Не Сисихар, а Цицикар! Это древнее маньчжурское, а не китайское название!

– А это… Ай… ху… тьфу, гадость, русскому человеку и произнести-то совестно!

– Это что вы такое сейчас сказали?

– Это название следующей после Сахалина остановки!

– Айхунь! – Александр Петрович вспомнил название населённого пункта; десять лет назад он их все знал наизусть. – Это деревня на берегу Амура, это на юг. Вы, Кузьма Ильич, голову себе ненужным не забивайте, а лучше позаботьтесь о наших припасах.

– Как это?

– Держите их при себе покрепче и не отпускайте ни при каких обстоятельствах.

– Что? Китайцы воруют?

– За китайцами такого не припомню, но наши это сделают с превеликим удовольствием! Сколько, вам сказали, караван будет идти до Цицикара?

– Почти четыреста вёрст!

– Да, это я ещё помню, а времени сколько?

– Сказали, что если всё будет благополучно, дай-то Бог, то дней десять!

– Ну что же, по сорок вёрст в день, через сопки и тайгу, с ночёвками! Это вполне реальные сроки!

Караван, состоявший из полутора десятков возов и телег, тронулся с места часа через два. Китайские и русские возницы долго бегали между возами, увязывали поклажу, договаривались с казачьим конвоем, слюнявили сальные денежные ассигнации и ударили хлыстами, уже когда утренняя прохлада стала переходить в июньскую жару.

На одной телеге с Адельбергом и Тельновым ехала русская семья, крестьяне, молодые муж и жена с грудным ребенком. Тельнов сразу завязал с ними разговор и был им занят все сорок вёрст, до самого Айхуня.

Накатанная дорога шла вдоль Амура по ровному берегу. Прошедшая ночь была беспокойная: то заедали насекомые, которых на постоялом дворе оказалось с избытком и на которых Кузьма Ильич не обращал никакого внимания и мирно посапывал, то наседали мысли, особенно после разговора с атаманом. Александр Петрович не стал пересказывать его в подробностях Тельнову и сильно выиграл, поскольку ему удалось избежать настойчивых расспросов старика. На душе было невесело.

Всё время, пока он жил в тайге с Мишкой одной лишь надеждой и представлением о том, каким может быть его возвращение в Харбин, он думал об этом иначе. Но несколько недель, проведённых в Благовещенске, всё то, что он услышал там за это время и ещё за несколько дней в Сахаляне, свидетельствовало о том, что всё может быть не так благостно, как ему представлялось.