Волчья сотня

В небе над пещерой покоились, невозмутимые и отстраненные от всего происходящего, две группы ангелов – алые и золотые. Их спокойные детские лица не заключали в себе ни тайны, ни сочувствия – только непобедимое равнодушие красоты и справедливости…

Управляющий внимательно наблюдал за лицом Бориса, за пробегающими по нему «волшебными изменениями». Наконец, выждав какое-то время, он произнес охрипшим от волнения голосом:

– Я вижу, вы поняли все ее величие. Это – бесценное сокровище, «Поклонение волхвов» Андреа Мантеньи.

– Это – чудо, – взволнованно ответил ему Борис.

– Совершенно с вами согласен… И рад, что вы тоже это почувствовали. Но кроме того, что эта картина – великое произведение искусства, она представляет собой и очень большую материальную ценность.

– Вот почему Анна Евлампиевна не уезжает из Ценска и так хочет побывать в имении! – высказал догадку Борис.

– Вы совершенно правы, – кивнул Борисоглебский. – Может быть, вы возьмете на себя труд доставить картину княгине? Тогда она смогла бы отправиться… туда, куда сочтет нужным. Да и у меня, старика, вы сняли бы с души тяжкий груз…

Борис продолжал разглядывать картину. Услышав просьбу управляющего, он с сожалением оторвал от нее взгляд и ответил:

– Я был бы рад помочь вам и оказать услугу Анне Евлампиевне, но боюсь, что из этого не выйдет ничего хорошего. Здесь картина по крайней мере надежно спрятана, а я буду пробираться в Ценск среди стольких опасностей… Вы сами сказали – вокруг зеленые, махновцы, просто бандиты, да и каждый встречный сейчас опасен. Боюсь, мне не удастся донести картину в целости, а потеря ее была бы подлинным несчастьем. Кроме того, у меня есть мой воинский долг – я обязан догнать свою часть, от которой отстал из-за контузии.

– Да, я опасался, что вы не согласитесь принять на себя эту заботу… Я понимаю вас, – печально согласился старик.

– Может быть, на обратном пути, если наш рейд благополучно завершится и я буду возвращаться в Ценск с кавалерийским отрядом. Тогда я завернул бы снова к вам. В этом случае картина была бы в большей безопасности – среди большого отряда Добровольческой армии я смог бы доставить ее княгине.

– Что ж, – кивнул Борисоглебский, – может быть, вы и правы… Только что-то говорит мне – мы с вами больше не увидимся.

– Почему вы так думаете? – спросил Борис удивленно.

– Не подумайте, Борис Андреевич, что я сомневаюсь в вас – я уверен, вы сделаете все, что должно… и все, что возможно. Просто у меня есть какое-то смутное предчувствие, что я не доживу до вашего возвращения. Вокруг столько банд… столько лихих людей…

– Бросьте! – решительно махнул рукой Борис. – Не верьте предчувствиям!

Борисоглебский, что-то тихонько бормоча себе под нос, аккуратно запаковал картину, убрал ее за стенную панель. Они вышли из комнаты-тайника, тщательно закрыли дверь за собой. Управляющий посмотрел Борису в глаза и сказал:

– Во всяком случае, вы знаете теперь, где ее искать, как открыть тайник. Если меня… не будет, когда вы вернетесь, вы сами сможете достать картину и сделать то, что должно. И очень прошу вас – расскажите матушке-княгине обо всем, что вы здесь видели. Скажите ей, что Борисоглебский помнил свой долг и делал все, что мог…

Они возвратились в жилую комнату. Саенко как ни в чем не бывало спал в углу на полушубке и выдал внезапно такую оглушительную руладу, что Борис вздрогнул и подумал, не нарочно ли хитрый хохол изображает глубокий здоровый сон. Борис улегся снова на диванчик и, несмотря на все пережитые волнения, мгновенно заснул.

Снился ему летний жаркий день, деревенская пыльная улица. Борис шел по этой улице. Он был совсем маленьким, лет шести. Родителей не было с ним, они отчего-то оставили его одного, и маленькому Бориске было одиноко и страшно. Вдруг впереди на улицу вышла не торопясь большая лохматая собака. Мальчик остановился в испуге, но знал, что обязательно нужно идти вперед – там, впереди, в конце улицы, его ждало что-то важное, что-то хорошее… Он снова пошел, но собака тихо угрожающе зарычала. Потом из-за забора вышла еще одна – больше и страшнее первой. Мальчик задрожал от страха, еще немного – и он заплакал бы. Но тут рядом с ним появилась сестра Варя. Борис хоть и во сне, но отметил ту странность, что сестра была того же возраста, что и он, хотя на самом деле в то время, когда ему было шесть лет, ее еще и на свете-то не было. Сестра взяла его за руку и повела вперед. Борису во сне стало стыдно – она, девочка, не боится, значит, ему уж никак нельзя… Они шли вперед, держась за руки, и страшные собаки, скуля и пятясь, отступили с их пути…