72  

– Что ты сделала? – тревожно спросил Борис.

– Я убила его. Из его же собственного револьвера.

– Разве ты умеешь стрелять? – От неожиданности Борис спросил совершенную ерунду.

– Он научил меня стрелять, да и в упор трудно промахнуться. – Глаза у сестры стали совсем темными. – Я должна была спасти тебя. И сказать тебе еще? – вдруг по-детски добавила она. – Я совершенно об этом не жалею, если бы понадобилось сделать это еще раз, то ради тебя я сделала бы это не колеблясь.

– Боже мой, девочка, – пробормотал Борис и подумал, что ради спасения ее жизни он не колеблясь перестрелял бы целую красную дивизию.

– В голове у меня теперь все встало на свои места, – продолжала Варя. – Возможно, кто-то всерьез верит в мировую революцию, но я никогда не соглашусь, что ради сомнительного ее торжества сын должен убивать отца, а сестра спокойно смотреть, как брата ведут на расстрел. Я не понимаю, как могла так долго жить с ним, он мне отвратителен, уж лучше пьяные солдаты Багумского полка или этот матрос из депо.

– По тем хоть сразу видно, что сволочи, – согласился Борис, – а этот Черкиз сам не из простых, как ему может быть с ними по пути? Из-за таких, как он, больше всего вреда. С теми-то все ясно: страшный народный бунт, еще Пушкин описывал. Зависть к богатым одолела – опять же можно безнаказанно пограбить. Набрал мужик добра, все, что взять не мог, – сломал, пожег – и доволен. Больше ему ничего и не надо. А эти, большевики грамотные, как твой Черкиз, теорию под такую, с позволения сказать, революцию подводят. Вот кто самые мерзавцы-то и есть.

– Я хочу быть с себе подобными, нормальными людьми, – тихо говорила Варя.

– Эх, милая! Да где ж вы теперь нормальных-то найдете! – заговорил появившийся неожиданно Саенко. – Озверели люди, война все хорошее из них повыбила. И в Белой армии грабят да расстреливают…

– Что же делать? – поникла Варя.

– Главное, что мы вместе. – Борис обнял ее и поцеловал в мокрые от слез щеки. – Сестренка моя родная!

– Отдохнули маленько, ваше благородие, так идти нужно, – строго заговорил Саенко, – рассиживаться некогда, а вот я водички принес тут из ручейка.

Пошли напрямик по степи, придерживаясь направления на юг. Карты у Бориса не было – все отобрали при аресте, но идти, по самым скромным подсчетам, предстояло им верст пятьдесят. Красных впереди быть не должно, но шляются разные мелкие банды. На усыпанное звездами небо выплыл совершенно гоголевский месяц, так и казалось, что сейчас выскочит откуда ни возьмись черт и начнет играть с месяцем в прятки. Борис загляделся на небо, пытаясь определить дорогу по звездам, и не услышал конского топота.

Они вынырнули из-за холма – трое всадников.

– Стой, кто такие? – послышался окрик.

Борис схватил Варю за руку и бросился бежать.

– Не красные это, но все равно в сторону забирайте, там канавка, – кричал на бегу Саенко.

– Стой, сволочь, застрелю! – рычал конный, и действительно у щеки Бориса щелкнула пуля.

С разбегу плюхнулись в неглубокую канаву, хорошо что сухую, только внизу хлюпала грязь.

– Что за люди? – прошипел Борис.

– Однако не белые, потому что погон не видно, – авторитетно заметил Саенко. – Опять же красные по трое не ездят, боятся таким малым количеством. Должно, бандиты, тут мелких батек столько развелось. А лошади-то у них хороши…

– Чего они к нам привязались, ехали бы своей дорогой, – процедил Борис, его охватила холодная злость.

Конные скакали прямо на них, Борис толкнул Варю на дно канавы, велел не высовываться, потом они с Саенко положили винтовки на край, прицелились и по команде Бориса дали залп. Один всадник и лошадь упали. Второй конный пошатнулся. Но удержался в седле и натянул повод, останавливая лошадь. Третий всадник, как было видно, совсем молодой парнишка, растерялся и продолжал скакать не останавливаясь. Борис жахнул еще из винтовки. Лошадь встала на дыбы, сбросив седока, и в это время Саенко выскочил из канавы и повис на поводу лошади, чтобы не убежала с перепугу. Мальчишка, видно, ударился о землю, потому что не подавал признаков жизни.

– Очухается! – пообещал Саенко.

Раненого всадника и след простыл. Третья лошадь билась на земле, не в силах освободиться от своего мертвого седока. Саенко освободил стремя, и лошадь поднялась невредимая. У мертвого забрали обрез и хороший охотничий нож. Варю Борис посадил на лошадь впереди себя. В седельной сумке нашли флягу с самогоном, краюху хлеба и здоровый шмат сала. Поели на ходу и направили коней к югу.

  72  
×
×