95  

Все шло прекрасно, терпения у Софи хватало, чтобы ждать, но вот появился этот несносный поручик Ордынцев и чуть было не испортил все дело. Но она быстро его приручила и справиться с ним будет несложно – ишь как смотрит, прямо глазами ест.

Итак, Софи страшно рассердилась на Бориса за то, что он так тихо и неразборчиво говорит. Но по логике вещей, если бы Борис рассказал княгине, что он не привез картину, что она пропала, то реакция на такое сообщение была бы иной. Княгиня громко сокрушалась бы, возможно, рассердилась бы на Ордынцева и прогнала бы его. Но по воцарившемуся за дверью благоговейному молчанию Софи безошибочно поняла, что там рассматривают картину. Сердце ее забилось гораздо сильнее, чем в тот день, когда она собиралась на бал по случаю окончания гимназии… Но что это? Интонации княгининого голоса стали требовательными, в них проскальзывали приказные нотки. Софи уловила что-то про добрые дела и не поверила своим ушам. Старая дура собирается пожертвовать картину на добрые дела! Уж не попам ли? Или на святое Белое дело? От возмущения Софи чуть было не выдала свое присутствие, но вовремя опомнилась и стала слушать дальше. Там пошла обычная светская беседа, так что Софи не поняла, оставляет ли княгиня временно картину себе либо же прямо сейчас отдает ее Борису.

Внезапно из дверей послышался вскрик и звук упавшего стула. Софи испугалась, что Борис сейчас выйдет, подхватила юбки и резвой ланью метнулась обратно через будуар и гостиную к себе. Ей нужно было обязательно перехватить этого несносного Ордынцева перед уходом. Сетуя на то, что приходится бежать, а от этого растреплются волосы и появится румянец, в то время как ей нужно в данный момент быть бледной, со слезами на глазах, Софи выскочила на лестничную площадку, моля Бога, чтобы не встретился Федор, потому что он и так в последнее время отчего-то посматривал на нее с подозрением. Ей удалось благополучно проскочить на свою половину. Борис, однако, появился не сразу, что навело ее на тревожные мысли: что они там еще придумали с картиной?


Ордынцев в задумчивости спускался по лестнице, когда его окликнул нежный голос:

– Борис Андреич!

Рука с тонкими пальцами показалась из-за малиновой портьеры и сделала приглашающий жест.

«Черт, как же это я забыл!» – недовольно подумал Борис и с прытью, удивившей его самого, устремился за портьеру.

Софья Павловна за это время успела причесаться и накинуть черную шаль, которая выгодно оттеняла ее фиалковые глаза и пепельные волосы. Она была бледна и показалась Борису похудевшей и ужасно красивой.

– Я рада вас видеть в добром здравии, – робко нарушила Софи затянувшееся молчание. – Хотя, – она показала на его руку, висевшую на повязке, – вы ранены?

– Пустяк! – с самодовольством, опять удивившим его самого, поспешил заверить Борис.

Он вгляделся в нее внимательнее и поразился происшедшей в ней перемене. Шаль не скрывала скромное серое платье с глухим воротом, на руке, которую Софи подала ему как бы даже с неохотой, Борис не заметил ни одного кольца. Изменились также ее духи. Раньше от красавицы Софи исходил бодрящий пряный аромат. Этот запах пьянил, и недаром свел он с ума полковника Азарова. Теперь же от Софи скучно пахло лавандой.

– Хм, – Борис помолчал и откашлялся, – не знаю, право… но… примите мои соболезнования по поводу смерти вашего… вашего, в общем, по поводу смерти полковника Азарова, – выпалил он и вздохнул с облегчением. – И я тоже безумно рад вас видеть! – добавил он не столь официально.

Софи молча наклонила голову, потом сказала:

– Боюсь, что я нынче плохой собеседник. Героя нужно встречать не так.

– Но я вовсе не претендую на славу героя, – возразил Борис, – вот Азаров…

– Вы потом мне расскажете подробно, – живо прервала его Софи, – мы с вами встретимся и поговорим. Что вы так смотрите на меня? Это своего рода траур, – пояснила она, указывая на платье. – Теперь уже не для кого наряжаться, да и Анна Евлампиевна болеет… Вы удивлены видеть меня такой? – добавила она.

– Очень, – честно признался Борис, – я никогда не думал, что вы были настолько привязаны к Азарову. – В его голосе прозвучали ревнивые нотки, что не укрылось от внимательного слуха Софьи Павловны.

– В такое страшное время женщине плохо одной, и начинаешь ценить верность и преданность, только когда их потеряешь навсегда. – Голос ее дрогнул.

Борис с испугом отшатнулся – он подумал, что прелестная Софи сейчас разрыдается в его объятиях. Как бы она ему ни нравилась, такого испытания он не выдержит. Но глаза ее были сухи.

  95  
×
×