Великий маг

Благовещенский быстро спрятал деньги в карман, а сам тараторил и тараторил, и все про высшую роль культуры, про ее истинную непроходящую ценность, про ее величие и значение… Как хорошо понимаю тех, кто при слове «культура» хватался за пистолет!

– Ты в ЦДЛ сегодня пойдешь? – спросил он наконец.

– А что там?

– Презентация нового сборника стихов Тишкевича!

– Ого, – удивился я. – Издали?

– Ну, не совсем… В Интернете разместил.

Я вспомнил Тишкевича, одного из самых тупоголовых консерваторов, до последнего клял засилье техники и всевластие Интернета.

– И уже презентация? Раньше размещение в Интернете вообще публикацией не считали…

– Смотря какая публикация, – сказал он торопливо. – Придешь? Клянусь, не попрошу меня угостить ведром черной икры!

Я отмахнулся.

– Извини, работать надо. Бывай!.. Барбос, домой, домой, не прикидывайся глухим.

Я почти вбежал под козырек, обливаясь потом, а когда открылась дверь, вдвинулся тамбур, мокрый, будто меня обрызгало из поливочной машины. В тамбуре вообще прохладно, работает кондишен, но Барбос все равно плелся недовольный, не успел обнюхать весь район.

Импатика, как ни странно, несмотря на все ее богатство, пробивалась долго и трудно. У книги есть то неоспоримое преимущество, которое не могли отобрать ни кино, ни телевидение, ни даже баймы: она интерактивна уже по самой природе букв, этих крохотных символов, таких невзрачных, таких простеньких, таких обезличенных самих по себе.

Читающий книгу сам творит себе фильм, даже не фильм, а целый мир: создает пространство, населяет его персонажами, общается с ними. Что создает именно каждый читающий, видно уже из того, что по одной и той же книге каждый лепит нечто личное. Если в фильме все для всех одинаково, то в книге фразу: «Вошла красивая девушка», все сорок тысяч человек, купивших книгу, рисуют себе сорок тысяч разных красоток: худых, толстеньких, рослых, дюймовочек, стриженых, длинноволосых, блондинок, брюнеток, с мощным выменем или вовсе без сисек, нордических, монголовидных, с кольцом в носу или без…

Я первый придумал паллиатив: начал создавать ветви сюжета. После обязательной для всех первой сцены давал вариант, условно говоря, «да или нет», а затем разрабатывал каждый в отдельности, а там давал возможность выбирать еще и еще. Таким образом, читатель мог выбрать вариант действия, как бы поступил именно он, и потому к финалу книги каждый приходил с закономерным результатом.

Конечно, это не сорок тысяч миров, как при чтении письменной книги, больше чем просто на сорок разных ветвей у меня сил не хватало, но и то для большинства авторов просто недостижимо: едва-едва набирают три-четыре непротиворечивые концовки. Правда, сорок тысяч и не требуется. На самом деле разброс вкусов не настолько велик, как кажется. В этом убеждается каждый автор, поставивший книгу в Сеть или же выслушивающий комментарии к уже вышедшей из печати.

Сперва все отзывы выглядят яркими и свежими, потом начинают повторяться, а затем уже свежая мысль или пожелание вообще редкость, наконец, автор видит, что все его читатели укладываются в десяток, если не меньше, четко очерченных категорий. Вкусы и пристрастия, увы, у большинства одинаковы. Чтобы услышать что-то иное, надо вообще сменить жанр, написать нечто рассчитанное на принципиально другую аудиторию.

Конечно, видеокниги потеряли многое из того, что присуще книгам: метафоры, многозначность слов, иные истолкования уже известных символов, что позволяет создавать намеки, юмор оттенков, но зато прибрели то, чем отличается век нынешний от всех веков предыдущих: огромное, просто невообразимое количество информации, вбитой в каждый текст! На этом фоне потери буквенных метафор не больше потерь умения плести кнуты или разжигать огонь трением. Да, современный человек не умеет ни того, ни другого, но кнут ему без надобности, огонь зажжет от зажигалки, зато сохраненные время и усилия потратит на что-то более полезное.

Барбос первым врывается в квартиру, делая вид, что ноги можно не мыть, чует, когда в самом деле эту процедуру прыганья в ванну можно пропустить, ринулся к миске, оглянулся с укором.

– Щас, – сказал я. – Тебе бы только жратаньки!

Зато не пью, ответил он мне взглядом. Наша собачья нация не спивается, не вымирает.

– Погоди, – сказал я миролюбиво. – Сейчас себе сделаю… и тебе.

Он прошел к дверям ванной, рухнул на бок и сразу же задышал хрипло, громко, внутри начало сипеть, стонать, рычать. Не подхватил бы воспаление легких на сквозняке в такую жару. Даже не отодвинул лапу, когда я пошел в комнату, тем более – не сунул любопытную морду в пакеты, я всегда покупаю что-нибудь и для него: вяленые свиные уши или сахарные косточки.