Третий страйк. Ты вне игры.
— Мальчик убежал. Спасся. И меня Барлоу тоже отпустил. В моей смерти он не находил никакого смысла, понимаете. Вот и оставил меня в живых, себе на потеху.
— Больше часа я бродил по улицам города, который все больше напоминал кладбище. Вампиров первого типа немного, и это благо, потому что даже один такой вампир может много чего натворить за очень короткий период времени. Уже половина населения стали вампирами, а я был слишком слеп, слишком шокирован, чтобы осознать это. И никто из новых вампиров не приближался ко мне. Барлоу оставил на мне метку, точно так же, как Бог пометил Каина, прежде чем отправить в изгнание в землю Нод. Я принадлежал ему по праву и крови, как сказал бы ты, Роланд.
В переулке у «Аптеки Спенсера» был фонтанчик с питьевой водой, из тех, которые министерство здравоохранения запретило несколькими годами позже, но тогда ни один маленький городок не обходился без таких фонтанчика. Я смыл кровь Барлоу с лица и шеи. Постарался смыть и с волос. А потом пошел к церкви святого Андрея, моей церкви. Я решил вымолить у Бога второй шанс. Не у Бога теологов, которые верят, что все хорошее и плохое исходит из нас самих, но у старого Бога. Того самого, который говорил с Моисеем. Второй шанс, это все о чем я хотел попросить. Соглашался отдать за это жизнь.
Все ускорял шаг, так что к церкви не подошел — подбежал. В нее вели три двери. Я протянул руку к вредней. И тут же в глушителе какого-то автомобиля громыхнула обратная вспышка, раздался чей-то смех. Я отчетливо помню эти звуки. Потому что отсекли ту часть моей жизни, в которой я был священником римской католической церкви.
— А что случилось с тобой, сладенький? — спросила Сюзанна.
— Дверь отвергла меня, — ответил Каллагэн. — Когда я прикоснулся к металлической ручке, из нее ударила молния. Отбросила меня со ступенек на бетонный тротуар. И изувечила руку, — он поднял правую, всю в шрамах руку.
— И это? — Эдди указал на лоб Каллагэна.
— Нет, — ответил тот. — Это случилось позже. Я сумел поднялся. Еще побродил по городу, вернулся к «Аптеке Спенсера», только на этот раз вошел. Купил бинты, чтобы перевязать обожженную руку. И когда расплачивался, увидел плакат: «ПРОКАТИСЬ НА БОЛЬШОЙ СЕРОЙ СОБАКЕ».
— Он говорит про «Грейхаунд», сладенький, — пояснила Сюзанна Роланду. — Это национальная автобусная компания.
Роланд кивнул и посмотрел на Каллагэна, ожидая продолжения.
— Мисс Кугэн сказала мне, что следующий автобус направляется в Нью-Йорк, и я купил на него билет. Если б она сказала, что автобус идет в Джексонвилл или Ноум, или в Нот-Бургу в Южной Дакоте, поехал бы туда. Потому что мечтал только об одном: выбраться из этого чертова городка. Плевать я хотел на то, что люди умирали или их ждало что-то похуже смерти, пусть некоторые были моими друзьями, а другие — прихожанами. Я хотел выбраться оттуда. Можете вы это понять?
— Да, — без малейшего колебания ответил Роланд. — Очень даже можем.
Каллагэн встретился с ним взглядом, и увиденное в глазах стрелка, похоже, его обнадежило. Продолжал он уже спокойнее.
— Лоретта Кугэн была одной из городских старых дев. Я, должно быть, сильно напугал ее, потому что она попросила меня подождать автобуса на улице. Наконец, он подъехал. Я поднялся в салон и протянул водителю билет. Он оторвал свою половину и вернул мне мою. Я сел. Автобус тронулся с места. Мы проехали под мигающим желтым светофором в центре города, где закончилась первая миля. Первая миля дороги, которая привела меня сюда. Позже, где-то в половине пятого утра, за окном еще не рассвело, автобус остановился.
— Хартфорд, — говорит водитель. — Это Хартфорд, приятель. Стоянка двадцать минут. Хочешь выйти, съесть сэндвич или что-то еще?
Каллагэн перевязанной рукой достает из кармана бумажник и чуть не роняет его на пол. Во рту по-прежнему вкус смерти, неприятный, вкус гнилого яблока. Его надо чем-то смыть, этот вкус, если не удастся, хотя бы замазать, прикрыть, как прикрывают щербатый пол дешевым ковром.
Он вынимает из бумажника двадцатку, протягивает водителю.
— Не смогли бы вы купить мне бутылку?
— Мистер, инструкция…
— Сдачу, разумеется, оставьте себе. Пинты мне хватит.
— Я не хочу, чтобы мне заблевали автобус. В Нью-Йорке мы будем через два часа. Там и покупайте, что угодно, — водитель улыбается. — В этом городе есть все, знаете ли.
Каллагэн, он более не отец Каллагэн, огненный язык, вырвавшийся из дверной ручки, однозначное тому доказательство, добавляет к двадцатке десятку. Протягивает тридцать долларов. Вновь говорит, что ему хватит и пинты, а сдачи не надо. На этот раз водитель, он же не идиот, берет деньги.