Волки Кальи

Ведя рукой по шершавым доскам, Каллагэн повернул на Сорок шестую улицу. Впереди высилась зеленовато-стеклянная громада отеля «Плаза». «Calla, Callahan, — подумал он. — Calla, Callahan, Calvin, — потом в голове сложился стишок. — Калья-кам-четыре, растет роза на пустыре, Калья-кам-Каллагэн, Келвина не отдадим врагам».

Он добрался до края забора. Поначалу ничего не увидел, и у него упало сердце. Потом посмотрел вниз, и вот они, на уровне колена, пять цифр, написанных черным маркером. Каллагэн сунул руку в карман, достал огрызок карандаша, всегда носил его с собой, оторвал край афиши какой-то офф-бродвейской постановки, переписал почтовый индекс.

Ему не хотелось уходить, но он знал, что должен. Впрочем, что-то соображать так близко от розы не представлялось возможным.

«Я вернусь, — сказал он ей, и обрадовался до слез, услышав ответ-мысль: „Да, отец, приходи в любое время. Кам-каммала“.

На углу Второй авеню и Сорок шестой улицы он обернулся. Дверь в пещеру по-прежнему находилась у него за спиной, ее нижний торец плавал в трех дюймах над тротуаром. Семейная пара средних лет, туристы, судя по путеводителям в руках, приближались к нему со стороны отеля. О чем-то разговаривая друг с другом, они обошли дверь по широкой дуге. «Они ее не видят, но чувствуют», — подумал Каллагэн. А если бы на тротуаре было много людей и обойти дверь не удалось? Что ж, они прошли бы сквозь нее, на мгновение почувствовав холод и головокружение. Возможно, услышали бы мелодию колокольцев, учуяли бы запах сгоревшего лука или горячего металла. А ночью, скорее всего, увидели бы сны о далеких местах, так не похожих на Город развлечений.

Он мог вернуться, наверное, ему следовало вернуться, он добыл то, за чем пришел. Но Нью-йоркская публичная библиотека находилась совсем рядом. А там, за каменными львами, даже человек без цента в кармане мог получить кое-какую информацию. К примеру, определить, в какой город придет корреспонденция, помеченная известным ему почтовым индексом. И, по правде говоря, не хотелось ему так быстро покидать Нью-Йорк.

Он махал руками, пока стрелок не обратил на него внимания. Игнорируя взгляды прохожих, Каллагэн один, два, три раза поднимал пальцы в воздух, не зная, понял ли его стрелок. Вроде бы понял, потому что кивнул, на еще вскинул левую руку с оттопыренным большим пальцем.

Каллагэн повернулся и быстрым шагом, чуть ли не трусцой, направился к библиотеке. Он не мог терять ни минуты, как бы ни нравился ему Нью-Йорк. Понимал, что Роланду в пещере ой как не сладко. И к тому же, по свидетельству Эдди, еще и опасно.

8

Стрелок без труда понял послание Каллагэна. Тридцать пальцев — тридцать минут. Отцу требовалось побыть на другой стороне еще полчаса. Роланд предположил, что он нашел способ связать почтовый индекс, написанный на заборе, с конкретным местом. Если бы ему это удалось, полчаса были бы потрачены не зря. Информация — это могущество. А иногда, если времени в обрез, еще и скорость.

Патроны в ушах полностью блокировали голоса. Мелодия колокольцев прорывалась сквозь эту преграду, но звучала гораздо приглушеннее. И слава Богу, потому что мелодия эта была куда как неприятнее дребезжания червоточины. Если б ему пришлось слушать ее два дня, он бы точно попал в сумасшедший дом, но полчаса мог выдержать без проблем. А если б его допекло, мог бы что-нибудь бросить в дверь, привлечь внимание Каллагэна, и тот вернулся бы раньше.

Какое-то время Роланд наблюдал как улица движется навстречу Каллагэну. С дверями на берегу Западного моря дело обстояло несколько иначе: он смотрел на мир глазами Эдди, Одетты, Джека Морта. Здесь он постоянно видел спину Каллагэна, а иногда, когда отец оборачивался, и его лицо.

Чтобы скоротать время, Роланд решил взглянуть на книги, которые так много значили для Келвина Тауэра, что спасение этих книг он поставил условием их сотрудничества. На переплете первой, снятой Роландом с полки, проступал силуэт головы мужчины. Мужчина курил трубку, а на его голове красовалась шапка, напоминающая егерскую. Корт носил очень похожую и Роланд, в далеком детстве, полагал, что она куда более стильная, чем шляпа его отца, в пятнах пота и с заскорузлыми тесемками. Слова были из нью-йоркского мира. Роланд думал, что легко их прочитает, но не тут-то было. Некоторые он таки прочитал, но далось ему это с огромным трудом.

— Сер-лок Хоунс, — озвучил он имя и фамилию, вынесенные на переплет. — Нет, Холмс. Как и у отца Одетты. Четыре… коротких… помана. Помана? Нет, первая буква эр. «Четыре коротких романа о Серлоке Холмсе». Он открыл книгу, уважительно прошелся рукой по титульной странице, вдыхая особый аромат хорошей бумаги. Название одного романа прочитал: «Знак четырех». В названиях остальных разобрал только два слова: «собака» и «этюд».