Кейт полюбила Роберто, когда ей было тринадцать, а ему – на восемь лет...
Детей забирали, топот копыт смолкал, Волки исчезали, чтобы появиться вновь уже при жизни следующего поколения.
— Как такое может быть? — воскликнул Джейк. — Они же привозили детей назад, не так ли?
— Нет, — ответил Оуверхолсер. — Рунты возвращались на поезде, слушайте меня, их тут у нас целое кладбище, и… что? Что я такого сказал? — рот Джейка раскрылся, он побледнел, как мел.
— Совсем недавно поезд доставил нам очень уж много неприятностей, — ответила за мальчика Сюзанна. — Ваших детей привозили на монорельсовых поездах?
Выяснилось, что нет. Оуверхолсер, Джеффердсы и Слайтманы понятия не имели, что такое монорельсовый поезд (Каллагэн, в детстве побывавший в «Диснейленде, имел). Поезда привозившие детей, состояли из старенького локомотива ( „Надеюсь, ни один из них не назывался «Чарли“, — подумал Эдди), в кабине которого не было машиниста, и одной или двух открытых платформ. На них, сбившись в кучку, сидели дети. Плачущие от страха, обожженные солнцем, поскольку к западу от Тандерклепа небо редко закрывали тучи, сидящие среди еды и собственного засыхающего дерьма, обезвоженные. Станции на железной дороге не было, хотя Оуверхолсер высказал мнение, что когда-то, столетия тому назад, она и существовала. Как только детей снимали с платформ, жители Кальи подгоняли лошадей и стаскивали короткие поезда с рельсов. Эдди пришла в голову мысль о том, что они могли определить число набегов Волков по количеству ржавых локомотивов, как подсчитывают возраст спиленного дерева по кругам на пне.
— Сколь долго могла длиться их поездка? — спросил Роланд. — Судя по состоянию, в котором они прибывали.
Оуверхолсер посмотрел на Слайтмана, потом на Тиана и Залию.
— Два дня? Три?
Они пожали плечами и кивнули.
— Два или три дня, — теперь Оуверхолсер повернулся к Роланду и уверенности в его голосе прибавилось, потому что он чувствовал молчаливую поддержку остальных. — Достаточно долго, чтобы обгореть на солнце и съесть большую часть оставленной им еды…
— И обделаться этой едой, — пробурчал Слайтман.
— …но не настолько долго, чтобы умереть от жары и жажды. Если ты спрашиваешь, на каком расстоянии от Кальи находится место, куда их увозили, то едва ли я смогу ответить на твой вопрос. Никто не знает, с какой скоростью этот поезд пересекал равнину. К Калье он подъезжал тихим ходом, но это, скорее всего, ничего не значит.
— Пожалуй, не значит, — согласился Роланд. Чуть задумался. — Осталось двадцать семь дней?
— Уже двадцать шесть, — ответил Каллагэн.
— Одно но, Роланд, — голос Оуверхолсера звучал виновато, но он воинственно выпятил челюсть. И, по мнению Эдди, вновь стал тем неприятным типом, которые с первого взгляда вызывают отрицательные эмоции. С другой стороны, Эдди никогда не питал особой любви к власть имущим.
Роланд вопросительно изогнул бровь.
— Мы еще не сказали да, — Оуверхолсер взглянул на Слайтмана-старшего, как бы в поисках поддержки, и тот кивнул.
— Ты должен понимать, что мы никак не можем узнать, что ты тот, за кого себя выдаешь, — с теми же извиняющимися нотками в голосе заговорил Слайтман. — В моей семье не было книг, нет их и на ранчо, я, руковожу ковбоями на «Рокинг Би» Эйзенхарта, за исключением племенных книг, но в детстве и юности я, как и любой другой мальчишка, слышал множество историй о Гилеаде, стрелках, Артуре Эльдском… слышал о Холме Джерико и другие кровавые истории… но я никогда не слышал о стрелке без двух пальцев на правой руке, или о стрелке-чернокожей женщине, или о стрелке, щеки которого еще не знали бритвы.
На лице его сына отражались ужас, замешательство, смущение. Слайтман и сам заметно смутился, но продолжил.
— Прошу извинить меня, если мои слова покажутся тебе оскорбительными, у меня и мыслей таких нет…
— Слушайте его, слушайте его внимательно, — пробурчал Оуверхолсер. Эдди подумал, что его нижняя челюсть просто выскочит, если крупный фермер продвинет ее вперед еще на миллиметр.
— …но любое наше решение будет иметь очень серьезные последствия. Ты сам должен понимать, что это так. Если мы примем неправильное решение, итогом станет гибель нашего городка и всех его жителей.
— Я просто не верю своим ушам! — воскликнул Тиан Джеффордс. — Ты думаешь, он — самозванец? Добрые боги, да разве ты не видишь, кто он? Разве ты…
Залия схватила его за руку и так крепко сжала, что на загорелой коже остались отметины от ее пальцев. Тиан посмотрел на нее и замолчал, плотно сжав губы.