Последняя крепость

Файтер отмахнулся:

– Израильское правительство заинтересовано в увеличении еврейского населения. К тому же интересы Израиля превыше интересов американцев, пытающихся защитить себя от могущественного преступного еврейского синдиката. К вашим материалам могу добавить, что два процента еврейского населения держат в своих руках девяносто шесть процентов организованной преступности в Америке. Это от синдиката Лански до русской мафии Семена Могилевича.

Он умолк, словно спохватился, что сказал лишнее, директор ФБР тоже молчал, чем-то устрашенный, и в то же время чувствуя величие момента. Возможно, самого переломного в истории. Удешевление и миниатюризация электронного оборудования позволили практически покончить с мелкой преступностью, а также собрать все необходимые данные на лидеров организованной преступности. Но здесь все зашло так высоко, запахло международными скандалами настолько высокого ранга, что уже президент самой могущественной страны оказался перед дилеммой: признать поражение и позволить еврейской организованной преступности уже в открытую управлять страной и миром или же нанести наконец-то сокрушительный удар сразу по всей планете.

Но Файтер все молчал. То, что вертится на кончике языка, можно назвать обвинением целого народа в склонности к преступной деятельности, а этого очень не хотелось. Не хотелось, но… приходилось. Доктрина евреев, что нет преступления в том, чтобы обмануть нееврея, ограбить его или отнять все имущество, отвратительна и вдвойне опасна тем, что в ряды гангстеров попадают и те еврейские души, которые в других условиях сторонились бы любой преступности, как самого худшего из грехов. Однако по доктрине евреев выходит, что можно быть хорошим и «честным» человеком, но в то же время руководить преступным синдикатом, лично убивать, грабить, мошенничать, если это в отношении неевреев!

Эта доктрина отношения евреев к неевреям как обязательным противникам, врагам, которых не просто можно обманывать, но и нужно, послужила тому, что первое великое ограбление евреи совершили в канун бегства из Египта, когда в ночь перед исходом выкрали все золото и все драгоценности у египтян, из-за чего египтяне во главе с фараоном бросились в погоню. Когда беглецов настигли, те начали в страхе бросать золотые вещи в надежде задержать погоню, так и случилось, когда египтяне бросились подбирать сокровища, а вернувшиеся волны моря поглотили их.

Многие исторические личности страшились еврейских преступных организаций, Файтер сам мог указать Бульдингу на тысячи свидетельств, вообще их бесчисленное множество, не далее как вчера Малькольм Герц, директор Управления национальной безопасности, положил на этот стол целую кипу распечаток по отмыванию миллиардных незаконных сделок, а сверху положил копию письма Марка Цицерона с подчеркнутыми словами: «Таможенника Флакуса евреи стали преследовать за то, что он пытался остановить незаконный поток золота из Рима в Иерусалим… Спокойно! Я хочу, чтобы только судьи слушали меня. Евреи меня запугали, как и многих других честных граждан».

Бульдинг следил, как читает Файтер, затем, зная, что президент чтит Сенеку, аккуратно положил на край стола выписку из Сенеки, где тот говорит о евреях как о самой преступной нации на свете. И в конце добавил совсем уж крохотную цитату из Тацита: «Между собой они честны и способны на сострадание, но к остальной части человечества они относятся с ненавистью врагов».

– Хорошо, – проговорил наконец Файтер. – Начинайте кампанию в масс-медиа. Но вы сами понимаете…

– Да, – ответил Бульдинг. – Это наша самая тяжелая операция.

– Я рад, что вы не считаете ее простой.

– Простой? – воскликнул Бульдинг. – У меня такое ощущение, что я выхожу со старым дробовиком против звездолета с инопланетянами!

Глава 5

Бульдинг начал собирать бумаги, Файтер откинулся в глубоком кресле на спинку и наблюдал за ним из-под приспущенных век. Директор ФБР отличается цепкостью и умелой организаторской работой, серьезных проколов у него нет за все пятнадцать лет службы, что вообще-то редкость, но впервые Файтер увидел, как у старого охотничьего пса горят глаза и раздуваются ноздри, как при виде особо ценной добычи, когда будет много крови, много мяса…

Он ощутил тоску и отвращение к своей работе. Ну почему именно ему выпало править в этот переломный для цивилизации момент?