Последняя крепость

Она ответила без улыбки:

– Сейчас камнями не забрасывают.

– Но все же?

– Камнями забрасывают только преступников, – сказала она, и снова он отметил, как она ловко обошла прямой ответ. – Осужденных судом…

– А я предстал бы перед судом как военнопленный?

Она засмеялась, ухватила его за руку. Они успели перебежать на мигающий свет перед машинами за миг, как те сорвались с места, и оба, довольные маленькой победой, дружно вбежали, не сбавляя скорости, в маленький переулок, а там в каменный колодец дворика, где Мария перешла на шаг и, чинно здороваясь с соседями, пошла к своей двери.

Стивен гордо нес за нею пакеты с покупками. Смотрите-смотрите, как еврейка еще одного блондина поймала, и теперь все его дети будут черными и обрезанными, все будут считаться евреями, и вот так белые все исчезнут, а мир будет заполнен еврейским народом.

А вот хрен вам, подумал он без злобы. Ассимилируем вас так, что и следа не останется.

Глава 4

Переступая порог, сразу ощутил блаженную прохладу, кондишен сопит трудолюбиво, в Израиле без него не выжить, отнес пакеты на кухню, после чего с наслаждением содрал рубашку и зашвырнул ее на спинку стула.

Мария улыбалась, однако он видел в ее глазах печаль и тревогу. Сказал напрямик:

– Извини, что я так бесцеремонно. Молодой народ, условностями и запретами не обремененный… Тебе не по себе от моего присутствия, или тебя гложет, как бы это сказать поделикатнее, судьба Израиля?

Она слабо улыбнулась:

– Ты прав. В обоих случаях.

– Из какого окна мне выбрасываться в отчаянии?

– Бесполезно, – ответила она. – Мы на втором этаже, а под балконом вскопанная под клумбу земля. Извини, Стивен, мне как-то не хочется шутить на эту тему.

Он выкладывал из пакетов на кухонный стол, а она сортировала, что в холодильник, что в корзину для фруктов, а что в раковину, чтобы помыть и сразу на стол. Руки ее двигались автоматически, но мыслями она явно далеко от этой комнаты.

– Мария, – прошептал он, – я люблю тебя!.. У меня к тебе несколько дикое предложение… но я очень хочу, чтобы ты ему последовала.

Она спросила безучастно:

– Какое?

– Я сегодня же возьму билет на самолет, – сказал он. – Ты отправишься в мою родную Калифорнию. Там тебя встретят мой младший брат и сестренка, там мои родители. Даже дед еще жив, представь себе – все еще играет в гольф… Ты подождешь моего возвращения.

Ее руки двигались все медленнее, наконец она остановилась, посмотрела на него в упор.

– Стивен, ты говоришь так серьезно… Значит, полагаешь, что здесь может случиться что-то похуже, чем появление шахидов?

Он сказал торопливо:

– Я люблю тебя. А когда любишь, страшишься за любимого человека. У нас самая безопасная в мире страна. А моя Калифорния – самый безопасный в стране штат. Ну, если не считать тайфуны…

– И землетрясения, – добавила она безучастно.

– Да, – согласился он, – но у нас к ним привыкли.

– Как и у нас к шахидам.

– Мария, я очень прошу тебя уехать…

Она покачала головой, взгляд не оставлял его лица.

– Стивен, что ты скрываешь? Ты хочешь отправить меня, но сам остаешься. Это нормально?.. Ты, конечно, не скажешь, зачем ты здесь, но все-таки… ты ведь знаешь больше, чем другие?

Он повернулся к плите, конструкция незнакомой фирмы, но разобрался быстро, включил нужную горелку, поставил деление на максимум.

– Другие тоже видят, – ответил он неуклюже. – Израиль противопоставил себя всему миру. Но когда мир то был занят драками друг с другом, то боролся за нефть, было не до Израиля. Сейчас Израиль как бельмо на глазу со своей исключительностью, расовым превосходством и демонстративным попранием демократических свобод. Как ни крути, но все человечество требует… упразднить Израиль.

Она сказала горько:

– Вот так просто? Упразднить? Вырезать всех поголовно, да?

Он поморщился:

– Мария…

– А что? – сказала она гневно. – Мы – народ Книги. Мы не можем отказаться от нее, только она спасла нас и провела через все испытания, через тысячи лет рассеяния и вновь собрала здесь, в Израиле.

Он сказал почти рассерженно:

– Кто вам вбил в головы такую чушь, что вас хотят истребить? Вы будете жить еще богаче, еще достойнее. Исчезнет всего лишь слово «еврей», которое у одних вызывает настороженность, у других – ненависть. А вы не исчезнете, вольетесь в великий американский народ, как уже влились тысячи и миллионы ваших соотечественников. Даже не американский, а общечеловеческий! Слово «американец» исчезнет точно так же, как «немец», «грек», «японец»…