Последняя крепость

Ровная прямая спина, тугой узел черных волос на затылке, поясок плотно стягивает талию, подчеркивая почти девичью фигуру, донесся мягкий перезвон ножных браслетов, и женщина исчезла за темными оливами.

На тайное свидание, подумал он хмуро. Замужняя, пользуется временной отлучкой мужа. Сколько ни говори, что это плохо, но такие вот пустячки придают остроту жизни, украшают вообще-то скучную жизнь мужчин и женщин, заставляя их после таких встреч быть друг к другу еще более нежными, словно замазывая провинности.

И если иудейская религия осуждает такое поведение, то греческая оправдывает и даже воспевает, находя в этом отвагу, смелость, умение не смиряться перед древними догмами…

Эта проклятая эллинизация сперва коснулась языка, манер, привычек, обычаев, затем стала менять мораль, этику, религию евреев.

Практически все городское население Иудеи перешло на греческий язык, такой богатый и гибкий, а свой язык остался только в дальних глухих деревнях в горах. Привычная одежда местного населения исчезла быстрее всего, все перешли на простые и удобные греческие туники. Более того, греческие слова вошли в религиозные книги сперва незаметно, потом запестрели часто-часто. Как бы сами по себе начали строиться греческие театры, школы, гимназии.

Более того, синагоги стали сперва только напоминать греческие храмы, а потом и вовсе стали почти неотличимы: стены покрываются великолепными цветными рисунками с изображением сцен из Библии, появились мраморные статуи пророков, мудрецов, мыс-лителей, великих деятелей, как Моисей, Иисус Навин, Аарон, и даже величественные мраморные статуи самого Господа, которого по старым канонам изображать никак нельзя.

Борьба обнаженных атлетов стала обычным развлечением еврейских мужчин, в театрах юноши и девушки знакомятся с утонченным греческим искусством, в академиях изучают философию, математику и геометрию, в которых греки достигли невиданных высот, а вечером можно отдохнуть в обществе изысканных гетер, умных и образованных, способных заполнить изысканной беседой паузы между плотскими наслаждениями.

Практически все городское население еврейских городов принимает участие в греческих пирах и попойках, посещает театры и практически полностью отказалось от традиционного иудейского образа жизни. Держатся пока что немногие жрецы во главе быстро тающей кучки ортодоксальных евреев, таких же старых и дряхлых, без подпитки молодежью…

А молодежь, очарованная богатой греческой культурой, отряхнула остатки своего варварства и уже стали греками. Эллинами.

Он чувствовал такую горечь, что на этот раз даже не смог прошептать: «Все, что Господь делает, делает – к лучшему». Впервые усомнился: к лучшему ли?

Или эллинизация – в самом деле к лучшему?

Глава 7

Деревья безмолвно и строго уходят вершинами в такое же знойное, как в Элладе, небо, нет, здесь еще жарче и нет благословенного моря. На широких мраморных ступенях старый философ Ликоний восседал в окружении учеников и вел с ними дискуссию о природе мира и природе человека.

Гургис окинул быстрым взглядом строительство, могучие быки подтаскивают тяжелые плиты, из которых скоро вырастет величественное здание академии. Иудейские юноши и после окончания гимназии будут учиться, как в Элладе учатся греки, – философии, риторике, геометрии и другим наукам, так необходимым цивилизованному человеку и единственно отличающим культурного человека от варвара.

Неарх сказал быстро:

– Ты заметил, что академия есть только в Афинах, а вторая… будет здесь, в Иерусалиме?

– Даже в Александрии нет? – усомнился Гургис.

– Нет, – поклялся Неарх. – Несмотря на всю ученость тамошних мужей и все величие необъятной Александрийской библиотеки.

– Отлично, – сказал Гургис с удовлетворением. – Нашим юношам не придется ездить в другую страну, чтобы продолжить образование…

– Не в другую, – поправил Неарх.

– Верно, – засмеялся Гургис. – Теперь это одна страна… Но все равно хорошо, что гимназии, лицеи, академии – все будет здесь! Помяни мое слово, придет время, гордые афиняне будут приезжать к нам учиться…

Мимо прошла группа юношей, вооруженных копьями. С недавнего времени вошла в быт афинская мода охотиться на диких свиней прямо в камышах, вооружившись одними копьями. А охотиться так или эдак приходится: дикие свиньи ночными набегами опустошают поля. Философы и риторы ропщут, что свирепые животные забегают даже в священную рощу и роют там огромные ямы, то ли в поисках желудей, то ли для забавы. И вот наконец храбрецы откликнулись и собрались на большую охоту вечером, когда свиньи еще спят перед ночными вылазками.