Чародей звездолета «Агуди»

Он взглянул исподлобья:

– Мат проскальзывает редко, обычно заменяют пиканьем.

– За пиканье тоже гнать, – сказал я твердо. – Все мы сами договариваем, что там за пиканьем! Ишь, лазейку нашли. Сегодня же это объяви, скажи о твердом намерении навести порядок в телевещании и прессе, это их отвлечет от Рязанской области. Свои шкуры дороже, начнется кампания протестов, а мы тем временем закончим с Рязанщиной. Когда заметем все следы, тогда и пустим гостей.

Он поклонился, отступил:

– Хорошо, все сделаю. Но насчет прессы…

– Что?

– Это только попугать?

Я подумал, покачал головой:

– Нет, со свободой выражения личности тоже надо навести порядок. Полностью свободен только полный хам. Воспитанные люди всегда в жестких рамках. И чем воспитаннее, тем рамки жестче и уже. Человека надо воспитывать не только в детском садике и в школе. Взрослых тоже надо… Или хотя бы не давать им распускаться.

Он поклонился снова, в глазах немое одобрение, отступил и начал было просачиваться сквозь толстую дверь, я остановил:

– Постой-ка! По-моему, самое время выступить с заявлением к стране.

Он смотрел вопросительно.

– Господин президент…

– Да?

– Текст, может быть, составим заранее? Во избежание, так сказать…

Я отмахнулся:

– Я же не генсек, это они читали с бумажки. Я привык читать студентам, а это такие каверзные твари! Закажи машину, сейчас едем.

– Прямо сейчас?

– А почему нет? Бутерброд пожуешь в машине.

Три машины помчали, обгоняя одна другую, хотя сейчас опасности как раз нет, поездка заранее не запланирована, никто не ждет у обочины с гранатометом на изготовку. Да и не пробить мой автомобиль обычной противотанковой ракетой.

Охрана на входе у Останкинской башни расступилась, хоть и без охоты, но ребята моей спецслужбы уже там, каждый убьет на месте за неосторожное движение, даже за косой взгляд.

Лифт доставил нас на административный этаж, огромный коридор в обе стороны, сотни, если не тысячи кабинетов, снующий народ со старинными папками, прижатыми к груди. Карашахин убежал вперед за двумя из охраны, я ловил на себе любопытствующие взгляды сотрудников телестудии, а Павлов сказал со смешком:

– Впервые, знаете ли…

– Что?

– Да впервые сам президент является. Обычно, когда требовалось выступить, то все записывалось прямо в кабинете президента. Или в каком-то из кремлевских залов. А если требовались прямые передачи, то отсюда приезжали с аппаратурой…

Я отмахнулся:

– Не думаю, что это уронит мой престиж.

В конце коридора показалась группа, я узнал Карашахина, рядом с ним спешит грузный человек в малиновом пиджаке, лицо блестит, даже волосы блестят, будто щедро намазанные бриолином. Павлов сказал мне вполголоса:

– А я ведь звонил из машины… Мог бы встретить у лифта.

– Мы ехали быстро, – предположил я. – Не рассчитал мужик.

Они приблизились, Карашахин сказал быстро:

– Господин президент, это – Иван Зямович Асланхан. Генеральный директор компании, глава совета директоров.

Я кивнул:

– Здравствуйте. Я намереваюсь выступить с неким обращением ко всему населению России. Канал, частота и все остальное – на ваше усмотрение.

Павлов сказал простестующе:

– Господин президент, вы что-то не то говорите! Как это – на усмотрение? Канал должен быть только первый, центральный. Желательно продублировать еще на двух-трех…

Асланхан поклонился, у него очень подвижное лицо, менялось хоть и слабо, но очень быстро, я успел заметить смену сотен оттенков, он на ходу старался выбрать наиболее верную линию поведения, а то, что не встретил меня у лифта, наверняка потому, что торопливо спрашивал инструкций у хозяев, что сейчас за кордоном.

– Прекрасно! – воскликнул он. – Да-да, это так прекрасно!.. И как демократично, что вы прибыли лично, это так знаково, так знаково!.. Тем самым это уважение к пятой власти, это повышение нашей значимости…

Я сказал нетерпеливо:

– Ладно-ладно, довольно комплиментов. Лучше пойдемте в студию. У меня не так много времени, да и не люблю стоять в коридорах…

Павлов добавил шопотом:

– Так хорошо простреливаемых с обеих сторон.

Это он перехватил, с обеих сторон коридор наглухо перекрыла моя служба безопасности, но стоять в коридоре в самом деле нелепо, Асланхан же замялся, на лице снова и снова проносились тени образов, примерялись, исчезали, подгонялись новые, наконец он сказал торопливо: