Скифы

В кабинет осторожно заглянул Бабай-ага, посмотрел по сторонам, убедился, что, кроме хозяина кабинета, только Тор, вошел как-то бочком, сказал негромко:

– Не дело тебя сейчас отрывать от высоких дум… а ты мыслишь явно только о Высоком, но там пришли какие-то из Управления нежилой собственностью. Говорят, что нас выселяют…

Крылов насторожился. Сперва только насторожился, хотя предчувствие большой беды захолодило внутренности.

– За что?

– Неверно заполнили бумаги.

– И что же сказали только сейчас?

Бабай-ага пожал плечами:

– Кто знает. Это ж чиновники. Возможно, выжидали удобный момент.

Тор напряг грудь и вздул могучие бицепсы:

– Может быть, разбираться лучше поехать мне?

– Нет, – ответил Крылов, он вылез из-за стола, потер ладонями лицо, – поеду я.

Бабай-ага испугался:

– Ты что? На тебя сейчас вся страна смотрит!

Крылов покачал головой, Бабай-ага растерянно смотрел, как их кандидат направился к двери.

С порога Крылов обернулся. Бабай-ага с сочувствием видел его бледное исхудавшее лицо.

– Меня всего трясет, – признался Крылов. – Сидеть и ждать… у меня нервы горят. Отвлекусь хоть…

Глава 11

Шофер с готовностью выскочил, открыл перед ним дверь черного «мерса» с затемненными стеклами. Крылову даже показалось, что проделал даже с большей поспешностью, чем раньше.

Машина сорвалась с места, Крылов в зеркало заднего обзора видел, как еще две машины, такие же угрожающе темные, массивные, но быстрые, тут же помчались следом.

Сейчас он даже не успел выползти из уютного сиденья самостоятельно: шофер ухитрился выскочить раньше и распахнул дверцу.

– Спасибо, – кивнул Крылов. – Жди, я долго не пробуду.

На здании та же вывеска, но теперь вдоль стены стоят хмурые неразговорчивые люди. На Крылова уставились с подозрением. Друг за другом вплотную, несмотря на жаркий день, потные, уже раздраженные. Если это очередь, мелькнуло в голове Крылова, то какие они будут, когда доберутся на второй этаж?

Он вдвинулся в раскрытую дверь боком. Люди и здесь друг за другом плотно, как и на лестнице, затем голова очереди свернула в коридор. Сам коридор Крылов не узнал: раньше широкий, самосвал бы проехал, убери стулья, сейчас сузился вдвое, а стулья исчезли вовсе. Люди в один ряд, воздух тяжелый, спертый, пахнущий нездоровым потом.

Возле уже знакомой двери двое старух, на Крылова уставились с подозрительной яростью. Одна сразу сказала громко:

– Очередь!.. Все в очередь!

Вторая добавила громче, под одобрительный ропот очереди:

– Никаких блатных!.. Совести у вас нету!.. Мы все тут старые, больные стоим!

Крылов сказал торопливо:

– Простите, пожалуйста!.. Я только на минутку.

Он поспешно открыл дверь, шагнул и захлопнул за собой, как ножом отрезав жалобно-возмущенные крики.

Легкие поспешно сделали могучий вдох: воздух здесь чистый, прохладный, напоенный запахами моря и хвои. Сам кабинет волшебно преобразился: втрое просторнее, отделан темным деревом, паркетный пол, везде пахнет евроремонтом.

Прежний обшарпанный стол уступил место роскошно-деловому: из темного ореха, зеленое сукно, в правом углу обязательный комп, по отсвету на стекле Крылов понял, что там крутится шарик скринсэйвера, но комп самый дорогой, мощный, с наворотами и прибамбасами, абсолютно ненужными для работников таких служб. А слева скромно открыт ноутбук последнего поколения, за который легко отдадут пять вот таких компов, что справа.

Свет падал из окна на огромный портрет за спиной сидящего чиновника. Портрет написан маслом, в безобразно дорогой раме из красного дерева, с позолотой. С полотна на Крылова свирепо глядел могучий дядя монгольского типа, в монгольском малахае, жидкие усы, как у китайского мандарина, узкие щелочки глаз, зато в руке хорошо выписанный короткий меч, похожий на длинный десантный нож. Даже с зубчиками на тыльной стороне.

На правой стороне стола полуметровая бронзовая статуэтка другого татаро-монгола. Приземистый, коротконогий, в длиннополом халате, он опирался на копье и всматривался в даль, наверное, в даль степей.

В непомерно огромном кабинете была еще одна статуэтка. Точнее, статуя. Чугунная, массивная, высотой около метра, в углу на отдельной тумбочке. Изображен немолодой угрюмый монгол, тучный и озлобленный на весь мир. Он опирался одной рукой на пирамидку из черепов, другой придерживал меч на поясе.