Земля наша велика и обильна...

– Шеф, вы потрясающе выглядите!

– Спасибо, Юлия, – ответил я. – Вашими стараниями.

– В самом деле, Борис Борисович, вы изменились. Выглядите солиднее, увереннее. От вас исходит ощущение надежности.

– Не обижайтесь, – сказал я, – но не уверен, что имиджмастика из дурака может сделать умного или хотя бы сделает его похожим на умного.

– Это вы не обижайтесь, – ответила она проницательно. – Конечно же, имиджмейкерство может только подчеркнуть какие-то черточки, но не придумать образ… Так в вас все равно был виден профессор: молодой, талантливый, яркий, но разве профессорам доверяют судьбы? Они то бомбу изобретут, то овечку Долли, то озоновую дыру… А сейчас вы тот, кто знает, как надо. Сейчас по вам видно, что вы из тех, кто не рвет атмосферу на озоновые дыры, а эти дыры сшивает.

– Вашими бы устами, – вздохнул я.

Подумал запоздало, что эти слова можно истолковать иначе, сейчас на каждую крылатую фразу, поговорку и просто устоявшийся оборот речи придумано остряками что-нибудь скабрезное, улыбнулся виновато и открыл ключом дверь кабинета.

Компьютер включился не сразу, дважды переспросил пароль, руководителю такой партии с этим приходится быть всегда начеку. Да и вообще я работаю на внешней юисбишной флешке, а когда подключаюсь к Интернету, флешку вынимаю и кладу в карман. Это вдобавок к фаерволам и прочим системам защиты от несанкционированного доступа.

Вспомнил Юлию, ощутил, как губы сами расползаются в улыбке, и неважно, какая она у меня сейчас из восемнадцати видов: верхняя, застенчивая, фальшивая, широкая, натянутая, шутливая, простая, кривая, вымученная или какая-то еще там, не запомнил и не собираюсь, и дожать себя не дам, как она полушутливо-полусерьезно пообещала в ресторане.

Вообще с этим помешательством на имидже народ с ума сходит, всерьез уверовали, что если над ними поработает некий специалист, даже Специалист – ох уж это наше преклонение перед специалистами! – то сразу свалится небывалый успех. То же самое, что золотая рыбка или щука из проруби. Вот научат, какие костюмы и как носить, какие носки подбирать под цвет туфель, – и все, карьера в кармане. Высокая и даже высочайшая зарплата сама придет, а на выборах в Думу, в губернаторы, а то на президентство – тут же выберут по имиджу.

Только через четверть часа начал подходить народ, а минут двадцать спустя в дверь постучали, заглянул Белович.

– Борис Борисович, можно?

Я отмахнулся.

– Ты раньше вроде бы впирался без стука.

– Дык то раньше, – возразил он. – А сейчас и не знаю, чего от вас ожидать! Непредсказуемый вы человек, Борис Борисович. Боюсь, большинство съезда восхочет видеть во главе партии человека как раз понятного и предсказуемого.

– Боитесь, – спросил я, – или желаете?

Он вздохнул и уже без приглашения сел по ту сторону стола. Выглядит усталым, лицо помятое, словно он вчера посидел с отъезжающими на дорожку в ресторане, хорошо посидел, а потом еще и не распрощался у подъезда с подхваченной там же дамой, а продолжил очень бурно до утра.

– Боюсь, – выговорил он сокрушенно. – Просто привык я к вам, умнейший человек, это я в глаза правду-матку, и кроме того…

Он замялся, я подтолкнул:

– Что еще?

– Устал я, – признался он. – Устал от этого вечного срача, грязи, нежелания работать, неумения вести себя по-людски! Соседи – животные, на улице – тупое стадо, по жвачнику всех заманивают куда-то халявой… Как можно? Халявы надо стыдиться, халява – это позор, как такое можно вслух… За такое вообще надо изгонять из человеческого общества! Словом, захотелось хоть остаток дней пожить по-людски.

– Остаток? – переспросил я. – Тебе сколько, что про остаток?

Говорил я бодро еще и потому, что Белович у нас заметная фигура, можно сказать, старый партиец, а он поддерживает, это уже что-то, хотя и не с моих позиций.

– Да они все в остатке, – ответил он уклончиво.

Я сказал с виноватой ноткой:

– Все понятно, Василий. Однако вряд ли вот так сразу выпадет сладкая жизнь. Во-первых, Америка вовсе не бросится нас благодетельствовать. Своих негров хватает, работать не хотят, а пособие дай. Во-вторых, нас слишком много, чтобы Запад сумел накормить. В-третьих, а с чего это вдруг должны кормить? Только за то, что отдаем несметные богатства, зарытые в земле? Так скажут резонно: выройте и живите богато!

Он развел руками, улыбка получилась жалкая.

– Но хоть надежда какая-то будет. А так все хуже и хуже.