– Позвольте спросить, – холодно начал Борис по-французски, – что вы делаете здесь, в комнате дамы?
Он отводил глаза и хмурил брови, потому что никак не мог принять происшедшее – уж больно опереточным духом веяло от событий, так и хотелось дать толстяку пинка в зад. И тем не менее нож, который предназначался Борису, был вовсе не бутафорским, поэтому следовало настроиться на серьезный лад. Офицер встал, выкатил глаза и рявкнул, шевеля усами, как таракан:
– Ах, этот несносный русский! Как же вы мне надоели еще в зале!
– Чем подсылать убийц из-за угла, – процедил Борис, – не угодно ли встретиться со мной в открытую? Я русский офицер и привык драться честно.
– Что? – завопил француз. – Вы смеете говорить такое Гастону Леру? Да знаете ли вы, что я воевал при Сомме?
– Господа, господа! – пыталась вмешаться Анджела.
В дверь стучали, но Борис с французом не обращали на это никакого внимания.
– Вы обратились ко мне с гнусным предложением – купить то, что мадемуазель подарила мне от всей души. И когда я не согласился, вы оскорбили меня и подослали двух мерзавцев с ножом.
– Я подослал убийц? – кипятился француз. – Да за кого вы меня принимаете? Даю вам честное слово французского офицера, что не имею к этому никакого отношения… Кстати, куда же делись эти так называемые убийцы? – ехидно осведомился Гастон Леру.
– Я ведь говорил, что умею драться, – напомнил Борис.
– Господин Леру, у меня есть свидетель нападения на этого мосье, – звонко произнесла Анджела. – Это моя служанка.
– Говорю вам, я ничего не знаю! – раздраженно крикнул толстяк. – Хотя, возможно, Фракен… Мы были пьяны… Так или иначе, прошу простить мадемуазель за скандал, – он поклонился Анджеле и вопросительно взглянул на Бориса.
– Думаю, инцидент исчерпан, – поспешно ответил тот и добавил по-русски: – Шел бы ты отсюда поскорее.
Француз вышел, раздраженно качая головой и бормоча что-то под нос. Анджела отвернулась к зеркалу на туалетном столике и взяла в руки щетку. Борис опять присел на кушетку и кашлянул, нарушив затянувшееся молчание.
– И часто вам приходится принимать таких нежелательных визитеров? – в голосе его прозвучало недовольство.
– Я привыкла, – ответила она, не оборачиваясь.
– Вам нравится такая жизнь? – не унимался Борис.
– Французский пьяница ничем не хуже английского проходимца или турецкой свиньи, – раздался ответ.
– А как вы квалифицируете русских?
– Никак, – она повернулась и посмотрела Борису в глаза, – русские нечасто приходят в кабаре, им не до этого…
– Вы правы. – Борис придвинулся на кушетке поближе к столику.
– Но вы не похожи на русского, – поспешно добавила Анджела, – иначе я…
– Иначе вы бы не бросили мне венок…
– Мне не следовало этого делать, – Анджела покаянно наклонила голову, – я втянула вас в крупные неприятности. Этот слуга… Фарида мне давно говорила, что он негодяй. Я скажу хозяину, чтобы его выгнали.
– Я сам во многом виноват. – Борис взял девушку за руку и посмотрел прямо ей в глаза.
Она расчесала волосы, теперь кудри куда-то исчезли, и волосы лежали мягкой волной. Выглядела она очень мило – такая хорошенькая блондиночка с чуть вздернутым носиком.
– Вы спасли мне жизнь, – произнести это Борису не составило труда, хоть и была в его словах доля неправды. И совсем уже нетрудно было сжать в своих руках тонкие пальчики и поцеловать их. Анджела вздохнула и погладила его по голове, и это тоже было приятно.
– Сейчас вы должны идти, – проговорила она. – Не нужно, чтобы вас здесь застала полиция. Если хотите, мы увидимся завтра.
– Разумеется, хочу! – вскричал Борис.
– Тогда поедем завтра кататься по бульвару.
– С удовольствием! – Борис уже без принуждения расцеловал Анджелу в обе щеки и удалился, чтобы добраться без приключений до квартиры Горецкого на улице Вестринжер или как там она называлась.
Аркадий Петрович, как и было у них условлено, не ложился, хоть на дворе была глубокая ночь. Слушая подробный рассказ Бориса, он неодобрительно покачивал головой, так что Борису в конце концов это надоело.
– Должен вам заметить, Борис Андреевич, – скрипучим голосом начал Горецкий, – что вы очень неосторожны. Дело могло кончится плохо.
– Сам знаю! – невежливо заметил Борис. – Ну и порядки в этом городе!
– Нельзя пренебрегать мелкими, ничего не значащими людьми, – продолжал Горецкий, – такими, как тот официант. Вы его обидели, и он отомстил, наняв своих знакомых, чтобы вас убить. Восточные люди горячи и скоры на расправу, а человеческая жизнь в Константинополе ценится не больше, чем в России.