Закат на Босфоре

Гюзель оглянулась. Интуиция не обманула ее. Недаром ей казалось, что кто-то буравит взглядом ее спину. Следом за ее пролеткой ехал тот же черный крытый экипаж, который она заметила еще за полчаса до этого на Пери.

Гюзель снова ткнула извозчика зонтиком. Когда недовольный возница повернулся к ней, она наклонилась к нему как можно ближе и стала вполголоса его инструктировать.

Развернувшись на площади Таксим, извозчик торопливо погнал вниз, на Галату. Здесь он долго петлял в лабиринте узких грязных улочек, где едва мог проехать один экипаж. Следом за ним неотрывно двигалась черная пролетка с поднятым верхом. Наконец извозчик остановился возле дешевой кофейни. Пассажирка, стройная барышня в светлом плаще и шляпке с вуалью, покинула экипаж и вошла в заведение. Двое пассажиров черной пролетки некоторое время ждали ее возвращения. Наконец, почувствовав неладное, один из них вошел в кофейню. Увидев, что барышни внутри нет, он в два счета нашел второй выход на другую улицу. Агент вернулся к своему экипажу, чтобы объехать квартал и продолжить преследование… Но перегородивший им дорогу турецкий извозчик к этому времени снял со своей пролетки колесо и долго, красочно и темпераментно объяснял нервным господам, что у него сломалась ступица и он никакими силами не может освободить им дорогу, видно, такова уж воля Аллаха.

Тем временем Гюзель, быстро пробежав несколько кварталов по грязным и небезопасным улицам, поняла, что оторвалась от преследователей, перешла на шаг и огляделась. В этом районе города хорошо одетой женщине не следовало появляться одной, а найти извозчика было почти невозможно. Редкие прохожие бросали на нее взгляды, не сулящие ничего хорошего. Однако уже близко было место, к которому она стремилась – последняя явка, лавка старьевщика неподалеку от базара Карасонлы.

Гюзель прибавила шагу, она снова почти бежала. Вся ее надежда была теперь на эту последнюю явку. Необходимо любой ценой передать шефу сообщение о сегодняшнем визите Ньюкомба, и передать срочно, чтобы шеф успел принять решение и подготовить все, что нужно, до четырех часов. А времени оставалось уже совсем немного.

Самое ужасное, что Гюзели не с кем было посоветоваться, не с кем обсудить создавшееся положение. Все неприятности начались с этого русского – Бориса Ордынцева. То есть, они начались с его знакомства с этой дурехой Анджелой. Мало того, что девчонка поверила его россказням, так она еще и влюбилась в него без памяти! Притащила его к Гюзели, убедила, что он – нужный человек. И вот, после первой же проверки, выяснилось, что Борис не тот, за кого себя выдает. Она, Гюзель, сумела выпутаться из трудного положения, Бориса должны были взять прямо на улице, и после допроса он бы исчез, как будто и его не было. Этой гусыне Анджеле она собственноручно надавала оплеух и велела немедленно убираться в Брюссель, а там затаиться и ждать, когда за ней явятся. Но относительно Бориса планам Гюзели не суждено было осуществиться. Судя по тому, что две явки провалены, а за ней самой установлена слежка, те люди, что стоят за Борисом, уже полностью в курсе его провала и приняли свои меры.

Впереди показалась лавка старьевщика, последняя надежда. Гюзель бросила взгляд на окно. К стеклу был прилеплен картонный квадратик: «Старье берем. Тряпки, кости, старые вещи».

Это значило, что здесь все в порядке. Если бы старьевщик почувствовал опасность, он должен был снять эту записку и заменить другой: «Берем все, что никому не нужно». Конечно, если бы он успел это сделать.

Гюзель оглянулась по сторонам и осторожно шагнула внутрь лавки.

После яркого солнечного света в первый момент она почти ничего не видела. Постепенно глаза привыкли к освещению, и Гюзель разглядела низкие закопченные своды и убогое грязное помещение, заставленное старыми чугунами, глиняными горшками, мятой медной посудой, ржавыми светильниками, заставлявшими вспомнить сказки «Тысячи и одной ночи». Тут же валялись в живописном беспорядке груды всевозможного тряпья – от парадного мундира корниловского офицера и аккуратного английского френча до поношенного турецкого женского платья вкупе с чадрой.

Среди всего этого потертого изобилия сидел хозяин – маленький сморщенный старичок.

Гюзель шагнула к нему, торопливо произнося слова пароля:

– Не купите ли вы у меня бисерную сумочку хорошей работы? – и осеклась: ее испугало озабоченное и виноватое выражение лица старьевщика.