– Как мухи на говно, – поправил я.
Он поморщился, но кивнул.
– Согласен. В нравственных категориях есть такая удивительная вещь: если говно большинство начнет называть медом, то в сознании следующего поколения говно уже и будет медом. А мед – говном. Мы так и поступили с нравственностью, щепетильностью, верностью, честью и прочими понятиями. Таким образом, в обществе, где все женщины, говоря по-старому, – бляди, уже не осталось дур, старающихся остаться до замужества девственницами и потому остающихся на обочине жизни. Возвращаясь к нашим баранам…
Мне показалось, что его губы сложились в трубочку, будто поправил «…к нашему барану», но я уже злобно рассматривал его, словно выбирал, куда всадить из гранатомета, и он смолчал.
– Возвращаясь к нашим баранам, – повторил он, я подумал, что он уже забыл, из-за чего начал речь, но он то ли вспомнил, то ли просто готовил речевой оборот: – Хочу еще раз сказать, что это уверенно продолжает нашу линию на выравнивание шансов всех-всех. Сейчас та женщина, что первой выйдет на улицу обнаженной, привлечет повышенное внимание и неслабый интерес… тем самым первой соберет все сливки успеха. Но выйти голой – это не степень магистра получить! Там все заслужено упорным трудом, а здесь всего лишь отсутствием нравственных тормозов. Вы совершенно правильно предлагаете убрать последние тормоза. Одежда – всего лишь защита от холода, осадков и еще элемент украшения. Но – не больше! Никакой сакральной роли. Таким образом, нравственные женщины не будут отодвинуты в тень менее принципиальными подругами.
– Спасибо за понимание, – пробормотал я.
– Словом, я рад за вас, – сказал он торжественно.
Я понял, что продолжение этой ритуальной фразы может звучать как «…а теперь пошел вон», и сказал торопливо:
– Глеб Модестович, у меня еще одна идея!
– Что?
– Не совсем оригинальная, – заторопился я, – а как бы развитие предыдущей. Ничего нового, клянусь! Всего лишь еще один шажок в том же направлении!
Он вздохнул, посмотрел мрачно.
– Знаю я ваши «ничего нового».
– Честное слово! Шажок, даже шажочек…
– Ладно, говорите. Скажу сразу, я против.
Я перевел дыхание, спросил с надеждой:
– А нет ли у нас каких-то связей или хотя бы достаточно прочных контактов… в медицинском мире?
– Медицинский мир широк, – ответил он с кислой улыбкой, – в какой именно области? Зубы полечить?
Я потрогал нижнюю челюсть.
– Да вы меня сегодня в зубы еще не били. Ни ногой, ни… вообще. Пока. Контакты должны быть в области заботы о здоровье и долголетии. Причем не слишком дорогостоящей заботы, чтобы всем была по карману.
Он ответил медленно, глядя мне в глаза:
– Все есть. У вас что-то конкретное?
– Да, – ответил я.
– В каком состоянии? Когда сможете положить на стол?
Я вытащил из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист бумаги, аккуратно развернул и молча положил перед ним. Он взглянул на лист, на меня, коротко усмехнулся, я уловил одобрение, а также хитрую искорку в глазах, мол, я так и думал, углубился в чтение.
Звякнул мобильник, но Глеб Модестович одним движением заставил его умолкнуть, даже не взглянув, кто звонит. Я затаил дыхание, шеф явно заинтересовался.
Наконец он поднял голову.
– Как я понимаю, – спросил он в упор, – это только триггер?
– Да, – ответил я торопливо.
– Дальнейшие действия вы продумали?
– Сперва продумал их, – объяснил я, – просчитал, что это даст. И только тогда подумал о триггере. Мне кажется, вся эта затея обойдется нам совершенно бесплатно. За исключением, конечно, исследований, которые должны дать этот результат.
Он отмахнулся с великолепной небрежностью Цезаря, у которого полмира в кармане.
– За исследования не волнуйтесь. Думаю, результаты будут уже на этой неделе.
Я ахнул.
– Так скоро?
Он скривил губы.
– Ситуация такова, что тянуть не стоит. Просто опубликуем ваше предложение как… как результат многолетних наблюдений большой группы ученых. Нет-нет, не опасайтесь разоблачений! Ряд видных ученых все подтвердят. Идите и… готовьте следующие шаги. Вернее, перепроверьте, раз уж у вас все готово. Это будет уникальная операция потому, что мы надеемся получить очень много, не вкладывая в нее миллиардов евро.
Глава 6
В пятницу незадолго до конца рабочего дня на экране выпрыгнула иконка с портретом Глеба Модестовича. Я кликнул, увеличил окошко, он посмотрел на меня поверх очков и сказал заговорщицки: