Хроники Севера

К ночи дорская охрана притащила еще двух женщин из поселка, и началась общая оргия. Правда, меня это в тот раз не коснулось, пепельноволосый изрядно нагрузился вином и был задумчив, только изредка рассеянно поглаживал меня то по спине, то по бедру. Потом он задремал, сидя со мной в обнимку. Я же не мог заснуть до утра и видел все, что творили остальные дорцы с людьми из нашего поселка.

Утром всех односельчан отпустили, кроме меня. Мне же дорец сказал, что возьмет с собой, и если я буду беспрекословно ему подчиняться, как это принято в нашем роду, то расскажет еще много полезного и кое-чему со временем научит. Беспрекословного подчинения требовали все вельможи, этим меня было не удивить. Сбежать в ближайшее время я не рискнул, чтобы не навлечь гнев на родных и односельчан. Так я отправился на охоту вместе с дорцами.

Мой новый хозяин действительно сумел удивить меня не только прекрасным владением мечом, как я успел заметить по его тренировкам со спутниками и солдатами охраны, но и мастерским обращением с луком, хотя в нашем поселке большинство кормилось охотой и умело обращаться с этим оружием с детства. Мне было действительно интересно. Дорец сказал, что когда в меня войдет сила, то весь мир начнет выглядеть иначе. Только он воспринимал это как-то по-своему…

Лодан слегка скривился и, ненадолго замолчав, вновь заговорил:

— В результате со мной все же случилось то, через что прошло большинство моих сверстников. Однажды на вершине высокого холма, где дорцы устроили привал, он раздел и изнасиловал меня под шутки и комментарии своих приятелей. Для дорцев подобное было в порядке вещей. Однако другим он попользоваться мной не дал, запретив даже думать об этом. Наверно, пепельноволосый был среди них главным, потому что все выполняли приказ безоговорочно. Сейчас я уже могу говорить об этом почти спокойно, но тогда меня вывернуло наизнанку. Несмотря на боль и унижение, я почувствовал, что все, о чем он говорил мне до этого, — правда, и нас объединяет нечто общее, что выше и древнее нас. Я испытывал влечение к нему, но не как к партнеру, а как одна часть разрозненного целого стремится соединиться с другой. Впрочем, это различие я понял уже гораздо позже. Тогда меня ужаснуло бессознательное притяжение к своему обидчику. Если бы он действовал не так грубо и нагло, я, возможно, пошел бы за ним, как он и предполагал. Но, несмотря на притяжение, я не смог простить ему того, как он поступил со мной. Я сбежал при первом же удобном случае и поклялся перед богами отомстить не только за себя, но и за всех, чьи жизни и честь он и подобные ему втоптали в грязь по своей прихоти.

Мастер во время рассказа был слегка бледен, но в его взгляде не чувствовалось боли, только железная решимость довести дело до конца. Арен, живо представляя все описанное, кусал губы и поражался самообладанию своего наставника.

— Сначала я затаился и стал продолжать тренировки с оружием, особенно с луком. Теперь я по-другому стал его чувствовать, словно у меня открылось какое-то новое ощущение, и, как мне казалось, мог даже управлять полетом своей стрелы. Правда, иногда, перетренировавшись в таком режиме, я начинал видеть мир странно блеклым, но потом каждый раз тщательно возвращал свои ощущения в привычный с детства вид. После четырех лет ежедневных изнурительных тренировок я уже не встречал никого, кто стрелял бы лучше меня, но продолжал тренироваться, чувствуя, что моему противнику тоже знакома эта методика. Тогда, вспоминая его, я понял, что мы действительно одной крови, и эта кровь несет что-то неведомое многим другим. Между прочим, в тебе есть то же самое. — Мастер посмотрел в глаза ученика. — Или что-то очень близкое. Именно это я почувствовал при первой же встрече и решил, что твой приход не случаен.

Арен сначала очень удивился, а потом неожиданно вспомнил, как, еще тренируясь у Ролана, он ощущал себя одновременно и стрелком, и стрелой, летящей в цель. Возможно, именно об этом ощущении и говорил мастер, когда рассказывал о том, как ему казалось, что он может управлять полетом стрелы?.. Но рассказчик больше ничего не сказал про самого Арена и вернулся к прерванному повествованию:

— Я учился и ждал случая, который позволит мне выполнить свою клятву. Сначала мне казалось, что должно начаться очередное восстание против дорцев, но произошло иное. Игмалионское королевство решило присоединить к себе наши земли, и началась война. Местный народ, наслышанный о порядках в Игмалионе, большей частью стал добровольно переходить на сторону противника Дора. И люди не ошиблись — на отвоеванных у дорцев землях были установлены такие же законы, как и в самом Игмалионе. Однако дорцы не сдались так уж легко, у многих из дорских аристократов на этих землях имелись свои вассальные вотчины, с которых они тысячелетиями получали дополнительные доходы. Будучи разбиты в открытых боях с игмалионской армией, дорцы с верными им людьми уходили в леса и нападали на оставленные без защиты армии селения, грабя и убивая. Тогда народ взялся за луки и мечи, и началась кровавая охота за бывшими хозяевами и их приспешниками. Немало людей полегло в те годы, но дорских бандитов вырезали всех.