Черный меч

— Осторожнее, он, кажется, ранен!

— Я и так осторожен!

Граф вновь потерял сознание.

Его разбудило ласковое прикосновение чего-то прохладного и мокрого к пылающему лбу. Этьен прислушался к своим ощущениям. Странно, но граф совершенно не чувствовал боли от раны в животе, хотя сам факт, что он остался жив после дуэли, наталкивал на мысли о чем-то необычном. Промедлив несколько секунд, де Каррадо открыл глаза.

Он лежал на простой, узкой постели в небольшой и очень бедно обставленной комнате. Рядом на стуле сидела светловолосая девушка, почти девочка, с грустными и добрыми серыми глазами. Она меняла холодный компресс на лбу больного. Увидев, что тот открыл глаза, Кет — а это была именно она — тепло улыбнулась.

— Доброе утро, ваша светлость, — почтительно проговорила девушка. — Как вы себя чувствуете?

— Благодарю, милая, хорошо. Где я? — Этьен чуть приподнялся на локте, оглядывая скромное обиталище, в коем оказался.

Это была небольшая комната, примерно десять футов в ширину и пятнадцать — в длину. Ее скудную обстановку составляли кровать, занимаемая графом, небольшой комод, украшенный вазой с полевыми цветами, шкаф, стол и два стула, на одном из которых сидела спасительница последнего представителя славного рода де Каррадо.

— Вы в Атане, это провинция Клетер, ваша светлость, — вежливо ответила Кет.

Этьен недоуменно воззрился на девушку. Клетер? Атан?

— Господи, где это? Во Франции?

— В Святой Империи Христесар, ваша светлость.

Он рухнул обратно на тощую, жесткую подушку. Империя Христесар? Граф считал себя неплохим знатоком географии, и был уверен, что никогда не слышал о такой стране…

— Как я здесь оказался?

— Мы с братом собирали грибы и ягоды в ближайшем лесу, ваша светлость, и случайно нашли вас, — охотно начала говорить Кет. — Вы лежали очень бледный, и я сперва испугалась, что вас убили, но потом заметила, что вы дышите. Увидев кровь на вашей одежде, я решила, что вы тяжко ранены, ваша светлость, но, слава Пресветлому Христу, я ошиблась. Мы с братом перенесли вас сюда, это было несколько часов назад, и вот теперь вы очнулись.

— Ясно, — граф тяжело вздохнул. Он ничего не мог понять. — Тебя ведь зовут Кет?

— Да, ваша светлость, брат называет меня так, а полное имя — Кетара. Ой! — она вскрикнула, прижав ладони к вспыхнувшим щекам. — Откуда вы знаете?

— Когда вы с братом нашли меня в лесу, я на полминуты пришел в себя, и слышал, как он называл тебя Кет, — охотно пояснил Этьен. Он и представить себе не мог, к чему приведут его слова.

Пунцовый румянец на щеках девушки сменился смертельной бледностью, губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Кет рухнула на колени перед кроватью, и с мольбой протянула к де Каррадо руки.

— Ваша светлость, умоляю вас, простите его! Он не хотел на самом деле причинить вам вреда, я клянусь вам! Пощадите его! — она разрыдалась, не сводя с графа полного мольбы взгляда.

Этьен растерялся.

— Кет, о чем ты? За что я должен его прощать?

— Но… вы же слышали… в лесу… он хотел… ну…

Тут он вспомнил жесткий голос Анжа. Похоже, парень всерьез собирался его прикончить!

В первый момент граф немного разозлился. А потом в памяти всплыла фраза юноши: «Наша мать была такой же беспомощной…»

— Что случилось с вашей матерью? — спросил он у Кетары, пытаясь хоть немного отвлечь ее от мыслей о судьбе брата.

— Ее Святая Инквизиция… это… казнила… За грех… — девушка начала понемногу успокаиваться.

— За какой грех? — у рода де Каррадо были свои счеты с испанской Инквизицией. В тринадцатом веке святые отцы сожгли почти всех представителей семьи, спасся лишь один юноша, сбежавший во Францию и позже, когда волна исступленной, фанатичной охоты на «ведьм и колдунов» схлынула, вернувший себе и титул, и фамилию. С тех пор графы Каррадо жили в Нисселете, и до последнего ненавидели Инквизицию. Правда, ненавидели тихо.

Но эта история имела место быть в середине-конце тринадцатого века, и сейчас, в начале семнадцатого столетия, мысль о святошах, жгущих людей на кострах за «грех» казалась просвещенному графу дикой и абсурдной.

А Кетара, тем временем, рассказывала. Слезы понемногу иссякли, девушка успокоилась, но губы ее еще подрагивали, а глаза покраснели.

— За прелюбодеяние. Она родила в четвертую декаду зимы…

— И что? — не понял Этьен.