Флинт Маккензи привык к независимости одинокого волка. Только что же...
– А я коньячку под семгу, – сказал панк поспешно.
Толкаясь и с воплями, они поспешно разбирали блюда, дорогое виски разливали в пластмассовые стаканчики. Подъехал еще столик, там тот же набор, только вместо виски оказались отборные выдержанные коньяки.
Мазарин бросил:
– Я возьму владельца в оборот, но у него наверняка приготовлены отмазки. Вроде того, что откупался, чтобы не разбили ему стекла, не подожгли двери…
Я выговорил сквозь стиснутые челюсти:
– Они все учли. Особенно расстрел гомосеков! Тогда не просто сошло, а еще и приветствовали в народе… а сейчас против нас сумели поднять тот самый народ… да, тот самый, что так весьма одобрил чистку общества…
Мазарин взглянул в глаза, тотчас же уронил взгляд. По лицу пробежала судорога, желваки вздулись и застыли. Выпрямился, в глазах снова непроницаемое выражение.
– Господин президент, как вы решите, так и будет. Да, против народа мы не сможем выставить автоматчиков…
Я ответил хриплым голосом:
– Не спешите. Я еще не сказал последнее слово.
Баррикады начали строить все ближе и ближе к Центру. Волуев просил обратить внимание, что туда подвозят на грузовиках еду из ресторанов, шампанское, красную рыбу. Все верно, хотя такого еще никогда не было: мятеж богатых против бедных. Происходит восстание богатого плебса, шоу– бизнеса, а также той части сферы обслуживания, что обслуживает саму себя, то есть одна часть обслуживает другую, а над двумя баррикадами протянули транспаранты с протестами против сухого закона.
Продвигаясь к Центру, разгромили научный центр, куда перебросили деньги, отобранные от фабрики по производству особо ароматичных презервативов и от закрытия научно-исследовательского института по проблемам исследования роста волос. Таких институтов только в России восемнадцать, закрыли пока два, но это дало сразу триста миллионов долларов. Обнищавшие ученые воспрянули духом. Академик Аноздреев даже заявил для прессы, что для науки в России открываются великолепнейшие перспективы. Настолько грандиозные, что, вполне возможно, уехавшие на Запад ради заработка начнут возвращаться…
Семьсот миллионов евро, что, как в черную дыру, проваливались в разработку новых щеточек для подкрашивания ресниц, переброшены на запуск в серийное производство протонных пушек для уничтожения раковых опухолей. К этому времени уже любой рак излечить возможно, однако на всю Москву пока только одна такая установка, а это значит, что одна на всю Россию.
Появился Романовский, заметно похудевший, злой, раздраженный.
– Господин президент, – выкрикнул он, запыхавшись, – это настоящее восстание!
– Да ну, – спросил Ростоцкий саркастически. Романовский зло оскалил зубы, лицо осунулось, но в глазах росло безмерное удивление.
– Такого еще не было… – проговорил он медленно, удивление перерастало в изумление. – такого еще не… Вы хоть понимаете, что происходит?
– Что? – спросил Волуев с холодным аристократизмом Мазарина.
– Впервые в мире восстание… богатых!
Волуев хрюкнул, отвернулся, но замолчали и остальные, не столько озадаченные, Романовский лишь повторил слова, что уже здесь звучали, сколько еще не понимающие, как с этим справиться.
Ростоцкий сказал с интересом:
– А ведь вы правы, Владимир Дмитриевич… Может быть, впервые в жизни, но вы попали в точку. Говорят, если сто миллионов обезьян начнут печатать на компьютере… Действительно, восстали богатые против бедных. Рад, что и вы это заметили… с ваших-то высот Марианской впадины!
– Против умных, – поправил Волуев.
– Если умные, – отпарировал Романовский, – значит, бедные. Мир встал с ног на голову: богатые начинают строить баррикады!.. Это же надо? Парижская коммуна массово переворачивается в гробах, Карл Маркс вертится в котле с кипящей смолой, как дельфин, а Ленин так вообще как пропеллер…
В свою очередь, опасаясь разгрома университета и университетского городка, студенты под руководством профессоров, среди которых были замечены два лауреата Нобелевской премии, семь академиков и с десяток членов-корреспондентов, уже второй день строили свои баррикады. Сперва перекрыли дороги в университет и общежитие, затем соорудили баррикады на стратегически важных подходах к альма-матер.
Усиленные наряды милиции охраняли здания телестудии, туда изо дня в день стягивались группки митингующих, в конце концов всю площадь запрудили, как в половодье вешними водами.