Имортист

Я смотрел на экраны, сердце стучит сильно и яростно, но в груди боль, я все еще человек, я совсем недавно из гусеницы. Еще слишком хорошо понимаю, что такое быть гусеницей, понимаю, как это быть гусеницей, когда уверен, что именно ты прав, потому что это ты – венец творения.

Моисей, Мухаммад – оба ссылались на то, что священные заветы получили непосредственно от Творца. Ирония в том, что я тоже заветы имортизма получил от Творца, но, если об этом скажу, поднимут на смех: в третий раз, мол, даже не смешно.

Но что делать, Творец со всеми говорит, как наш разум говорит со всем нашим телом, хотя никогда – с отдельными клетками, пусть не брешут. Наиболее чувствительные клетки смутно улавливают этот высший голос: одни не реагируют, другие истолковывают неверно, так, к примеру, возникает рак, что всего лишь неверное развитие клеток, и лишь немногие понимают более или менее верно, хоть и очень смутно, и начинают выполнять указания: поднять или повысить температуру, обеспечить приток крови…

Я тоже уловил Высший Зов и сейчас следую ему, как поступили раньше Моисей и Мухаммад. То есть как поняли: вряд ли Творец говорил им то, что те пересказали своими словами. Скорее всего, оба приняли и по-своему передали одну и ту же Его мысль или желание. Оба вовлекли в разные слова и формы, но, похоже, поняли правильно, ведь я облекаю в слова, по сути, примерно ту же мысль. Или желание.

А когда несколько человек в разных странах и даже эпохах слышат одно и то же, это уже, как говорится, подтвержденное экспериментальное доказательство. Как существования Творца, так и Его воли, Его заинтересованности в том, чтобы мы повзрослели наконец и пришли к Нему.

– Теперь будем ждать реакции Запада, – сказал Медведев мрачно. – Это ж какой повод!

Мы вошли в кабинет, там стоял Волуев, в руках пульт, на всех экранах поднимаются клубы дыма, мелькают люди в десантных комбинезонах, иногда с тяжелым урчанием проползают тяжелые танки. Я рассмотрел надписи на английском, немецком, французском, а Медведев еще не понял, что это не Москва, смотрит угрюмо… или все-таки понял, а угрюмо потому, что и заокеанские земли, как европейские, – тоже наши, а каждый взорванный дом или убитый человек – удар и по нам, по России, как частице, пусть даже очень немалой, этого огромного цивилизованного мира.

На боковом экране жарко вспыхнула политая бензином пирамидка из старых автомобильных покрышек, черный удушливый дым сразу же перекрыл видимость, головной танк в нерешительности остановился.

Ростоцкий сказал раздраженно:

– Это не имортизм, это мальчишество какое-то!

– Там и мальчишки резвятся, – сообщил Мазарин. – Имортисты всем забавы нашли по душе.

Я стиснул кулаки, стараясь делать это незаметно, едва не молился страстно и неистово, ибо то, что вчера у нас творилось всего лишь в Москве, сейчас во всех крупных городах США, в Париже и трех других городах Франции, в Берлине и Дрездене, а также во всех столицах европейских государств.

Волуев повернул ко мне голову, я увидел бледное лицо с покрасневшими от бессонницы глазами.

– Господин президент, я без специалистов скажу, что интервенции в Россию не будет.

За нашими спинами появился Потемкин, мне показалось, что стал еще выше, осанка княжеская, с такой въезжают в покоренные города и страны.

– Во всех столицах, – проговорил он очень ровным голосом, в котором звенело мальчишечье ликование, – имортисты вышли на улицы и полностью парализовали жизнь! Вы полагаете, их цель всего лишь остановить интервенцию? Три ха-ха, как сказал бы наш господин Скалозуб Михаил Потапович. Баррикады построили высланные ими мальчишки, а сами они в своих кругах уже заявили, что отныне власть в их странах переходит к ним, имортистам!

Медведев вздрогнул, с силой потер ладонью лоб. Посмотрел дикими глазами, снова потер, мне почудился скрип, словно терли крупным наждаком по каменному валуну.

– И что теперь? – спросил он почти жалобно. – Это же все наши бюджеты надо менять!.. Если теперь ни русских, ни французов – одни имортисты? А как же грозные и непобедимые США?..

Они вперили взгляды в меня, я отмахнулся:

– Да какие там США? О них можно вспоминать как о Древнем Риме. Даже находить какие-то доблести, как отыскиваем в том римском обществе. Или как приписываем уничтоженным индейцам доблесть, красоту, благородство, даже сверхъестественную мудрость и магию, хотя вообще-то дикари были еще те! Уничтожение их было правильным делом переселенцев…