Имортист

Волуев двигался неслышно рядом, шепнул:

– Не хмурьте чело, господин президент!.. Государственному деятелю это противопоказано. На вас смотрють!.. Хотите, чтобы курс рубля упал?

– Лучше скажи, как уронить доллар.

– Увы, только мимикой не отделаться… Не забудьте, после молдаванина запланирована на семь минут церемония награждения Подбельского!

– Это дирижера?

– Он скрипач!.. Тот самый!

– Не пропустить бы демонстрацию, – пробормотал я.

– Хотите поприветствовать с трибуны? Не спешите, им еще час до Центра. Пешком, выносливые, гады.

ГЛАВА 2

Встречи на высоком уровне, которые я провел за эти дни, это встречи с президентом России, а вовсе не со мною, Бравлином Печатником, там все было согласовано, утрясено, договорено, уточнено, а нам оставалось только улыбаться перед камерами, долго и с улыбками пожимать руки, театральными жестами передавать друг другу протоколы о сотрудничестве и снова улыбаться в объективы.

Семь минут награждения уложились именно в семь минут, я наконец вышел из зала, чувствуя на лице примерзшую улыбку, никогда так долго и часто не улыбался, рот болит от непривычных упражнений, я ж не юсовец, это у них там самые накачанные мышцы.

– Вернетесь в малый зал? – поинтересовался Волуев. – Туда передают всю информацию о демонстрации.

– Да, конечно. Члены моего Совета там?

– Нет, они засели в гостиной. Жарко, велели подать ящик нарзана, о чем-то спорят.

Я свернул в гостиную, Тимошенко, Седых и Атасов развалились в креслах, Вертинский прохаживался, как обычно на лекциях, я услышал его убеждающий голос:

– Не было в прошлом тех жестокостей, о которых жужжат в уши либералы. Не было!.. Да, печенеги или половцы уничтожали целые деревни, сжигали дома и жителей убивали поголовно, не разбирая, кто из них стар и млад. Да, христианствующие крестоносцы стирали с лица земли целые города мусульман, убивали и насиловали без разбора, заодно и подвергли ужасающему разгрому христианский Константинополь… однако люди того времени смотрели на мир более цельно, чем мы сейчас! Это мы ныне в страшной ловушке нашего мировоззрения. Мол, каждый человек – это целый мир, потому, дескать, надо к нему так и относиться, верно? А для жителей того времени все люди были только частицами своих миров: степного, оседлого, христианского, исламского… Даже Константинополь олицетворял чужой мир, ибо принадлежал враждебному православию, и крестоносцы честно и без угрызений совести постарались ослабить его, как могли, во славу и возвышение своего католического мира!

Я остановился в дверях, Волуев за моей спиной. Они не замечали нас, Седых смотрел пристально на Вертинского, признал:

– Интересный взгляд.

– Верный! – сказал Тимошенко благодушно, добавил: – Почти.

– Может быть, – согласился Седых. – Готов согласиться… Да, согласен. Но, зная Ивана Даниловича, я бы не сказал, что он вот так просто выдал верную идею и на этом остановится. У него каждая идея есть ступенька к следующей.

Вертинский польщенно хохотнул, поклонился, как циркач, удачно исполнивший номер:

– Ну тут же все ясно!.. Наша цивилизация во многом начинает оглядываться на предшественников. Мы сейчас, я говорю о цивилизации, в тупике. А тупики полезны тем, что можно остановиться, осмотреться… А потом вернуться и пройти последний отрезок пути уже иначе. Сейчас мы чересчур далеко зашли на пути признания индивидуальных свобод… А, простите, Бравлин!.. Господа, как-то неприлично сидеть, когда президент вот так…

Я сделал усаживающий жест, прошел в комнату и сел. Демонстрации двигаться к Центру еще почти час. Минимум сорок минут.

Атасов сказал предостерегающе:

– Ну-ну, полегче! Я тебе своих свобод не отдам!

Вертинский сказал торопливо:

– Погоди, никто твои свободы отнимать и не собирается. Может быть, даже расширим и закрепим… Но это не значит, что мы должны и дальше воспринимать таким же образом свободы граждан чужих стран, особенно – враждебных. Мы должны рассматривать те государственные образования и страны как нечто цельное. Понимаешь? Как наши отважные крестоносцы рассматривали исламский мир. Они не убивали и не насиловали людей других стран, другого цвета кожи и вероисповедания – они просто наносили ущерб враждебным образованиям, ослабляли их мощь, взамен утверждали свою. Так понятнее? Мир был более цельным, дорогой друг! Люди тогда были частицы того или иного общества, а не миры сами по себе, как сейчас!