Дьюма-Ки

Пэм протянула ко мне руки. Полная луна висела за большим окном, и в её свете я увидел розу, вытатуированную на груди Пэм. Нечто новое, незнакомое мне… а вот грудь не изменилась. Я очень хорошо её знал.

— Иди сюда, — позвала Пэм.

Я подошёл. Задел больным бедром столик на колёсах, сдавленно вскрикнул. Спотыкаясь, преодолел два последних шага, думая: какое прекрасное воссоединение, мы сейчас окажемся на полу, я — поверх неё. Может, мне даже удастся сломать ей пару рёбер. Почему нет? На Дьюма-Ки я набрал двадцать фунтов.

Но Пэм всегда была сильной. Я совсем об этом забыл. Она смогла удержать мой вес, правда, сперва привалилась к дверному косяку, потом выпрямилась, обняв меня обеими руками. Я обнял её своей, улёгся щекой на плечо, вдыхая такой знакомый запах.

«Уайрман! Я проснулась рано и так хорошо провела время с моими статуэтками!»

— Пойдём, Эдди, ты устал. Пойдём в постель.

Она повела меня в спальню. Окно здесь было меньше, луч лунного света — тоньше, но через приоткрытую раму я слышал постоянные вздохи воды.

— Ты уверена…

— Молчи.

«Я уверена, мне называли вашу фамилию, но не могу её вспомнить, как и многое другое».

— Я никогда не хотел причинить тебе боль. Очень сожалею… Она приложила два пальца к моим губам.

— Мне не нужны мне твои сожаления.

Бок о бок мы сели на кровать. Лунный свет на неё не падал.

— А что тебе нужно?

Она ответила поцелуем. Дыхание было тёплым, пахло шампанским. И на какое-то время я забыл про Элизабет и Уайрмана, корзинку для пикника и Дьюма-Ки. На какое-то время остались только она и я — как прежде, когда у меня были ещё обе руки. Потом я немного поспал, пока в окно не прокрался свет зари. Потеря памяти — не всегда проблема. Иногда (может, даже часто) — это выход.

Как рисовать картину (VIII)

Проявляйте храбрость. He бойтесь рисовать тайное. Никто не говорил, что искусство — это ласкающий ветерок; иногда оно — ураган. Даже тогда вы не должны колебаться или менять курс. Потому что, если твердить себе самую большую ложь плохого искусства (что всё у вас под контролем), вы упустите шанс запечатлеть правду. Правда не всегда красива. Случается, правда — большой мальчик.

Маленькие сёстры говорят: «Это лягушка Либбит. Лягушка с жубами».

А иногда это что-то ещё более страшное. Что-то вроде Чарли в его ярко-синих бриджах. Или ОНА.

Вот рисунок с маленькой Либбит, её пальчик прижат к губам. Она говорит: «Тс-с-с-с». Она говорит: «Если вы подадите голос, она вас услышит, поэтому — тс-с-с-с». Она говорит: «Плохое может случиться, и летящие вверх лапками говорящие птицы — первое, но не последнее из череды плохого, поэтому — тс-с-с-с. Если вы попытаетесь убежать, что-то ужасное выйдет из-за кипариса или мексиканской лаванды и схватит вас на дороге. И ещё более страшные твари живут в воде у Тенистого берега, страшнее большого мальчика, страшнее Чарли, который такой быстрый. Они таятся в воде, ждут, чтобы утопить вас. Но и утонуть — это ещё не конец, совсем не конец. Поэтому — тс-с-с-с».

Но для настоящего художника правда превыше всего. Либбит Истлейк может закрыть рот, но остановить краски и карандаши она не в силах. Есть только один человек, с которым она решается говорить, и только одно место, где она может это делать — единственное место в «Гнезде цапли», где ЕЁ хватка вроде бы ослабевает. Она уговаривает няню Мельду пойти туда с ней. И пытается объяснить, как такое произошло, как талант потребовал правды, а правда вырвалась из-под её контроля. Она пытается объяснить, как рисунки начали управлять её жизнью, и как она возненавидела маленькую фарфоровую куклу, которую папуля нашёл среди остальных сокровищ: маленькую фарфоровую женщину, законное вознаграждение Либбит, положенное за находку клада. Она пытается объяснить свой самый сокровенный страх: если они ничего не сделают, смерть настигнет не только близняшек — просто они умерли первыми. И теперь за ними последуют другие.

Она собирает воедино всю свою храбрость (и для ребёнка, почти младенца, храбрости этой требовалось ой как много) и рассказывает правду, какой бы безумной она ни казалась. Сначала о том, как сделала ураган, но идея принадлежала не ей — это была ЕЁ идея.

Я думаю, няня Мельда верит. Потому что она видела большого мальчика? Потому что она видела Чарли? Я думаю, она видела обоих.