Дьюма-Ки

— Нет, — ответил я. — Дай на неё взглянуть. — А когда он попытался передать куклу мне, покачал головой: — Я не хочу её брать. Просто подними.

Он выполнил мою просьбу, и я понял, откуда взялось ощущение мгновенного узнавания, чувство возвращения домой. Не из-за Ребы или её недавней близняшки, хотя все три куклы были тряпичными, то есть похожими. Нет, причина заключалась в том, что я уже видел её на нескольких рисунках Элизабет. Только я решил, что на них изображена няня Мельда. В этом ошибся, но…

— Куклу подарила ей няня Мельда, — сказал я.

— Точно, — согласился Уайрман. — И она стала её любимой, потому что Либбит рисовала только эту куклу. Вопрос в том, почему она оставила её здесь, когда семья уезжала из «Гнезда цапли». Почему заперла в тайнике?

— Иногда куклы впадают в немилость. — Я смотрел на этот красный, улыбающийся рот. По-прежнему красный, пусть и прошло столько лет. Красный, как то место, куда уходят прятаться воспоминания, когда они ранены, и человек не может нормально соображать. — Иногда куклы начинают пугать.

— Её рисунки говорили с тобой, Эдгар. — Уайрман покрутил куклу в руке, вернул Джеку. — Как насчёт куклы? Она скажет тебе, что мы хотим знать?

— Новин, — сказал я. — Её зовут Новин. И мне бы хотелось сказать — «да», но со мной говорят только карандаши и рисунки Элизабет.

— Откуда ты знаешь?

Хороший вопрос. Откуда я это знал?

— Просто знаю. Готов спорить, она могла бы поговорить с тобой, Уайрман. До того, как я выправил тебе мозги. Когда у тебя ещё было шестое чувство.

— Этот поезд уже ушёл. — Уайрман порылся в пакете с продуктами, нашёл упаковку с ломтиками огурца, съел пару. — И что нам делать? Возвращаться? Потому что я чувствую, если мы отправимся в обратный путь, мучачо, то уже больше никогда не соберёмся с духом, чтобы прийти сюда ещё раз.

Я придерживался того же мнения. А вторая половина дня катилась к вечеру.

Джек присел на лестницу, устроился на две или три ступени выше тайника. Куклу держал на колене. Солнечный свет, цепляясь за остатки верхних этажей, окутывал их жёлтой дымкой. Вид этот будоражил чувства, так и просился на холст. Могла получиться потрясающая картина: «Молодой человек и кукла». И его манера вот так держать Новин что-то мне напоминала, но я никак не мог понять, что именно. Чёрные глаза-пуговицы куклы, казалось, смотрели на меня, смотрели самодовольно. «Я многое видела, паршивый парниша. А здесь я видела всё. Я знаю всё. И очень плохо, что я — не рисунок, которого ты можешь коснуться своей призрачной рукой, не так ли?»

Да. Именно так.

— В своё время я мог бы заставить её говорить, — нарушил долгую паузу Джек.

На лице Уайрмана отразилось удивление, но в голове у меня раздался лёгкий щелчок, как происходит, когда тебе наконец-то удаётся поймать ранее ускользавшую от тебя мысль. Теперь я знал, почему мне показалась столь знакомой его манера держать куклу.

— Увлекался чревовещанием, не так ли? — Я надеялся, что в голосе не слышится надрыва, но сердце замолотило по рёбрам. Я подозревал, что на южной оконечности Дьюма-Ки возможно многое. Даже ясным днём.

— Да. — В улыбке Джека смешивались смущение и приятные воспоминания. — В восемь лет я купил книжку о чревовещании и увлёкся им, главным образом потому, что отец покупку не одобрил. Сказал, что я попросту выбросил деньги на ветер и скоро оставлю это занятие. — Он пожал плечами, и Новин качнулась на его ноге, будто тоже хотела пожать плечами. — Больших успехов я не достиг, но в шестом классе выиграл конкурс талантов. Отец повесил медаль в своём кабинете. Для меня это многое значило.

— Да, — кивнул Уайрман. — Для мальчика это большое дело — похвала сомневающегося отца.

Джек вновь улыбнулся, уже широко, и улыбка эта, как всегда, осветила его лицо. Чуть сдвинулся, и Новин сдвинулась вместе с ним.

— Лучше не бывает. Я был застенчивым мальчиком, и чревовещание немного облегчило для меня общение с людьми. Мне стало проще говорить с ними. Я всегда мог прикинуться, что я — Мортон. Мой двойник, знаете ли. Мортон-остряк, который способен сказать что угодно кому угодно.

— Они все остряки, — кивнул я. — Думаю, так принято.

— Потом я перешёл в среднюю школу, а там чревовещание не котировалось, в сравнении, скажем, с умением кататься на скейтборде, вот я его и забросил. Даже не знаю, что случилось с книгой. Называлась она «Отдай свой голос».