30  

Я закрыл глаза и щёлкнул большим и средним пальцами правой руки. Никакого звука не услышал, но почувствовал этот щелчок. Я потёр руку о бок и ощутил, как одно трётся о другое. Положил правую кисть, давно сгоревшую в печи для сжигания отходов больницы в Сент-Поле, на подлокотник стула и забарабанил пальцами. Никакого звука, только ощущение: прикосновение кожи к плетёнке. Я мог поклясться в этом именем Бога.

И тут же мне захотелось рисовать.

Я подумал о «Розовой малышке», но она находилась слишком далеко. Я прошёл в гостиную и взял альбом «Мастер» из стопки, что лежала на кофейном столике. Большую часть необходимого для рисования я держал наверху, но несколько коробок цветных карандашей оставил в ящике письменного стола, вот и прихватил одну с собой.

Вернувшись во «флоридскую комнату» (которая для меня навсегда останется верандой), я сел и закрыл глаза. Прислушался к работе волн подо мной: они поднимали ракушки и выкладывали из них новые картины, и каждая отличалась от предыдущей. При закрытых глазах шорох этот ещё больше напоминал мне разговор: вода шевелила временным языком по земле. И сама земля была временной, потому что, в геологической перспективе, Дьюма не могла просуществовать очень уж долго. Ни один из островов Флорида-Кис не мог: рано или поздно Залив поглотит их и создаст новые, на другом месте. Возможно, вышесказанное относилось и к самой Флориде. Полуостров чуть выступал из воды, словно временно отданный в пользование людям.

Ах, но звук этот так успокаивал. Гипнотизировал.

Не открывая глаз, я нащупал распечатку электронного письма Илзе, провёл по нему подушечками пальцев. Проделал всё это правой рукой. Потом открыл глаза, отбросил распечатку в сторону рукой, которая у меня действительно существовала, положил альбом на колени. Откинул обложку, вытряс на столик, который стоял передо мной, все двенадцать ранее заточенных карандашей «Винус», взял один. Вроде бы я собирался нарисовать Илзе (именно о ней я и думал, не так ли?), но побоялся, что получится ужасно: с того момента, как вновь начал рисовать, я ни разу ещё не пытался изобразить человеческую фигуру. Нарисовал я не Илзе, и получилось не так уж ужасно. Нет-нет, ничего удивительного, и уж точно не Рембрандт (и даже не Норман Рокуэлл[30]), но получилось неплохо.

Я нарисовал молодого человека в джинсах и футболке «Миннесотских близнецов».[31] На футболке был номер 48, но мне он ничего не говорил. В прошлой жизни я, как мог часто, ходил на игры «Миннесотских волков»,[32] но не относил себя к бейсбольным фанатам. Я знал, что светлый оттенок волос молодого человека — не то, что нужно, но имеющиеся в моём распоряжении карандаши не позволяли добиться русого, ближе к каштановому, оттенка. В одной руке он держал книгу. Улыбался. Я знал, кто это. Он и был личными новостями Илзе. Об этом нашёптывали мне ракушки. Когда прилив поднимал их, переворачивал и снова бросал. Обручена, обручена. У неё было кольцо, с брильянтом, он купил его в…

Я закрашивал джинсы молодого человека синим цветом. Но тут выронил карандаш, взял чёрный и написал слово

ЗЕЙЛС [33]

по низу страницы. Это была информация, но также и название картины. Названия добавляют уверенности.

Потом, тут же, положил чёрный карандаш, взял оранжевый и добавил рабочие ботинки. Оранжевый цвет был слишком уж ярким, ботинки получились новенькими, тогда как надели их далеко не в первый раз, но мысли мои двигались в правильном направлении.

Я почесал правую руку, почесал сквозь правую руку, потому что пальцы левой прошлись по рёбрам. «Твою мать», — пробормотал я. Подо мной ракушки вроде бы шептали имя молодого человека. Коннор? Нет. И что-то тут было неправильно. Я не знаю, откуда взялось это ощущение неправильности, но фантомный зуд в правой руке сменился тянущей болью.

Я перевернул первый лист альбома, начал рисовать вновь, на этот раз красным карандашом. Красное, красное, оно было КРАСНЫМ Карандаш летал по бумаге, разбрызгивая по ней красную фигуру, словно кровь из раны. Человека я рисовал со спины, в красной мантии с фестончатым воротником. Волосы я тоже нарисовал красным, потому что они выглядели как кровь, и этот человек выглядел как кровь. Как опасность. Не для меня, но…

— Для Илзе, — пробормотал я. — Опасность для Илзе. Этот парень? Парень из личных новостей?

Что-то было не так с этим парнем из личных новостей, но не думаю, чтобы именно это меня насторожило. Во-первых, человек в красном не выглядел мужчиной. Точно я, конечно, сказать не мог, но да… я думал… фигура женская. Так что, может, я нарисовал вовсе и не мантию. Может, платье? Длинное красное платье?

  30  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×