53  

— Ты говоришь как профессионал. Кем ты был в прошлой жизни, Эдгар?

— Брал подряды на строительство.

— Но эти дни миновали?

Я мог бы уйти от прямого ответа (недостаточно хорошо знал своего нового знакомого, чтобы откровенничать), но не зря же мы так долго хохотали…

— Да.

— И кто ты в этой жизни?

Я вздохнул и отвернулся. Посмотрел на Залив, в который можно бросить все печали и наблюдать, как они исчезают, не оставляя следа.

— Точно сказать не могу. Немного рисую. — Я запнулся, ожидая услышать его смех.

Он не рассмеялся.

— Ты не первый художник, останавливающийся в «Сал…» в «Розовой громаде». У виллы впечатляющее живописное прошлое.

— Ты меня разыгрываешь! — Я не замечал никаких свидетельств этого прошлого.

— Отнюдь, — возразил Уайрман. — Там останавливался Александр Колдер. Кейт Харинг. Марсель Дюшан.[58] А до того, как береговая эрозия подобралась к дому, угрожая скинуть его в воду… — Он помолчал. — Сальвадор Дали.

— Не может жить! — воскликнул я, потом покраснел, когда он склонил голову. На мгновение почувствовал, как давняя подруга, дикая ярость, заполнила разум, перехватила горло. «Я могу это сделать», — подумал я. — Извини. В прошлом году со мной произошёл несчастный случай и… — Я замолчал.

— Не так уж трудно об этом догадаться, — указал Уайрман. — Если ты вдруг не заметил, справа у тебя недостаёт клешни, мучачо.

— Да. И иногда я… ну, не знаю… забываю слова.

— Понятно. В любом случае насчёт Дали я не лгу. Он провёл на твоей вилле три недели в тысяча девятьсот тридцать восьмом. — И практически без паузы Уайрман продолжил: — Я знаю, через что тебе пришлось пройти.

— Я в этом сильно сомневаюсь. — Я не хотел, чтобы мой ответ прозвучал грубо, но именно так он и прозвучал. И он полностью отражал моё состояние в тот момент.

Уайрман какое-то время молчал. Ветер трепал оторванный сектор зонта. Я успел подумать: «Что ж, наши потенциально интересные дружеские отношения, похоже, не сложатся», — но когда Уайрман заговорил вновь, голос его звучал спокойно и доброжелательно, словно мы и не отклонялись от основной темы:

— Отчасти освоение Дьюмы осложнёно буйной растительностью. Униоле здесь самое место, но всё остальное дерьмо не должно тут расти без полива. Кому-то следует разобраться, в чём дело, вот что я думаю.

— Мы с дочерью на днях отправились на разведку. К югу от гасиенды начинаются сплошные джунгли.

На лице Уайрмана отразилась тревога.

— При таком состоянии, как у тебя, Дьюма-Ки-роуд — не место для экскурсий. Она же вся разбита.

— Как будто я не знаю. Меня интересует другое. Почему это не четырёхполосное шоссе с велосипедными дорожками по обеим сторонам и кондоминиумами через каждые восемьсот ярдов?

— Потому что никто не знает, кому принадлежит земля. Как тебе это для затравки?

— Ты серьёзно?

— Да. Мисс Истлейк принадлежит территория, которая тянется от северной оконечности на юг до «Гнезда цапли». В этом нет никаких сомнений. Её право собственности оговорено во всех завещаниях.

— Завещаниях? Их много?

— Три. Все написаны собственноручно, все заверены разными людьми, все отличаются друг от друга в тех пунктах, где речь идёт о Дьюма-Ки. Но во всех однозначно указано, что северная часть острова отходит Элизабет Истлейк по воле её отца, Джона. Остальное оспаривается в судах. Уже шестьдесят лет. В свете этого разборки в «Холодном доме» представляются детским лепетом.

— Вроде бы ты сказал, что все родные братья и сёстры мисс Истлейк умерли.

Всё так, но у неё есть племянники и племянницы, внучатые племянники и внучатые племянницы. Как краска «Шервин-Уильямс»,[59] они покрывают всю землю. Они и судятся, но между собой, а не с ней. В каждом из завещаний старика она упоминается только в связи с этой частью Дьюма-Ки, и отошедшая ей территория тщательно размечена двумя геодезическими компаниями, одной — до Второй мировой войны, другой — после. Все эти материалы находятся в открытых архивах. И знаешь что, амиго?

Я покачал головой.

— Мисс Элизабет думает, что её отец так и задумывал. И я, пробежавший адвокатским взглядом по копиям всех трёх завещаний, согласен с ней.

— А кто платит налоги?

На липе отразилось удивление, потом Уайрман рассмеялся.

— Ты нравишься мне всё больше и больше, vato[60]

  53  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×