76  

И к тому времени, когда официант подошёл, чтобы спросить, не хотим ли мы ещё кофе, Джек практически в одиночку поддерживал разговор. Состояние гипервосприятия, в котором я пребывал, позволяло увидеть, что не только мне требуется смена обстановки. С учётом царящего в ресторане полумрака и исходного тёмно-бронзового цвета лица Уайрмана я не мог сказать, какую часть загара он потерял, но вроде бы немалую. И его левый глаз вновь начал слезиться.

— Только чек, — ответил официанту Уайрман, потом сподобился на улыбку. — Извините, что прерываю праздник, но я хочу вернуться к моей даме. Если вы не возражаете.

— Я только за, — ответил Джек. — Поесть забесплатно, да ещё приехать домой к выпуску спортивных новостей? От такого не отказываются.

Мы с Уайрманом ждали у ворот гаража, куда Джек пошёл за арендованным мини-вэном. Света на улице было побольше, но цвет лица моего нового друга мне по-прежнему совершенно не нравился. В отсвете ярких ламп гаража кожа выглядела чуть ли не жёлтой. Я даже спросил, как он себя чувствует.

— Уайрман прекрасно себя чувствует. У мисс Истлейк выдалась череда тяжёлых, беспокойных ночей. Она звала сестёр, звала отца, просила принести ей всё, что только можно, за исключением разве что манны небесной. Как-то это связано с полнолунием. Логики в этом нет, но тем не менее. Зов луны слышен на определённой длине волны, и на неё может настроиться только повреждённый мозг. Но теперь луна входит в другую фазу, и мисс Элизабет снова будет спать. То есть буду спать и я. Надеюсь.

— Хорошо.

— На твоём месте, Эдгар, я не отвечал бы сразу на предложение галереи. Подумал бы, и не один день. И продолжай рисовать. Ты, конечно, трудишься как пчёлка, но я сомневаюсь, что тебе хватит картин для…

Позади Уайрмана возвышалась облицованная плиткой колонна. Он привалился к ней спиной. Я не сомневаюсь, что он упал бы, не окажись там колонны. Эффект бурбона уже выветривался, но гипервосприятия ещё хватало, чтобы увидеть, что произошло с его глазами, когда он потерял равновесие. Правый посмотрел вниз, словно хотел проверить, на месте ли туфли, а левый, налитый кровью и слезящийся, закатился вверх, и от радужки осталась только маленькая дуга. Я успел подумать, что вижу невозможное, глаза не могли двигаться в диаметрально противоположных направлениях. Но, наверное, такое утверждение справедливо лишь для здоровых людей. Потом Уайрман начал заваливаться в сторону. Я его схватил.

— Уайрман? Уайрман!

Он тряхнул головой. Посмотрел на меня. Обоими глазами, как и положено. Левый, налитый кровью, блестел влагой, но более ничем не отличался от правого. Уайрман достал носовой платок и вытер щёку. Рассмеялся.

— Я слышал, что скучным разговором можно загнать человека в сон, но не думал, что такое может случиться со мной. Это нелепо.

— Ты не засыпал. Ты… я не знаю, что с тобой случилось.

— Не мели чепухи.

— И с глазами твоими что-то произошло.

— Им просто захотелось спать, мучачо.

И он одарил меня фирменным взглядом Уайрмана: голова, чуть склонённая набок, брови вскинуты, уголки губ приподняты в подобие улыбки. Но я подумал, что он точно знал, о чём я говорил.

— Я должен повидаться с врачом. Пройти диспансеризацию, — сказал я. — Сделать МРТ головного мозга. Я обещал моему другу Кеймену. Как насчёт того, чтобы отправиться к врачу вдвоём?

Уайрман, который всё ещё стоял, привалившись к колонне, выпрямился.

— А вот и Джек с мини-вэном. Это хорошо. Прибавь шагу, Эдгар, отбывает последний автобус на Дьюма-Ки.

ix

Всё повторилось на обратном пути, только куда сильнее. Джек ничего не заметил, потому что не отрывал глаз от Кейси-Ки-роуд, и я практически уверен, что у Уайрмана не осталось об этом никаких воспоминаний. По моей просьбе мы возвращались не по Тамайами-Трайл, вечно забитой транспортом Главной улице западного побережья Флориды, а по более узкой и извилистой дороге. Я сказал, что хочу посмотреть, как луна отражается на воде.

— Обретаешь свойственную художникам эксцентричность, мучачо, — прокомментировал мою просьбу Уайрман, который улёгся на заднем сиденье, задрав ноги. Ремень безопасности он проигнорировал. — Ещё немного, и ты уже будешь носить бер-рет, — так и сказал, удвоив букву «эр».

— А не пойти ли тебе на хер, Уайрман, — отозвался я.

— Я трахался на востоке и трахался на западе, — в голосе Уайрмана слышались сентиментальные нотки, — но, если уж речь зашла о траханье, лучше твоей мамочки никого нет. — И замолчал.

  76  
×
×