Невеста по контракту

Слава богу! — думаю я. Если бы он выдумал какое-нибудь имя и не сказал мне какое, мы оказались бы сейчас в нелепейшем положении. На мгновение задумываюсь, не следует ли назваться как-нибудь иначе, но решаю, что тем самым лишь осложню себе участь, и уверенно произношу:

— Сиара.

— Сиара! — в голос повторяют за мной Мирабель и Стефани, будто «аминь» после коллективного обращения к Господу Богу.

Нейл сидит с бесстрастным видом. Наши плечи соприкасаются. Его рука настолько крепкая, что кажется, будто она из камня.

— Одно из моих самых любимых имен, — мечтательно протягивает Стефани. — Родись у меня не мальчик, а девочка, непременно назвала бы ее Сиарой.

— По-моему, ты всю жизнь твердила, что назвала бы дочь Лорен или Зоуи, — ворчливо напоминает Нейл.

Стефани смеется.

— Я была не уверена, что предпочла бы — Лорен, Зоуи или Сиара. А сейчас чувствую, что мой выбор определенно пал бы на Сиару.

— В жизни все закономерно, — таинственно произносит Мирабель. — Ты мечтала о дочери Сиаре, и Бог дарит ее тебе.

Проклятье! Надо бы хихикнуть или хотя бы покривляться — словом, как-нибудь выразить, что их глупости ласкают мне слух. Я же сижу, будто кол проглотила, и раздумываю о том, что взялась за работу, которая мне не по плечу. Это со стороны просто рассудить: приехала, похихикала, покрасовалась и забирай легкие денежки. А когда сознаешь, что должна в прямом смысле выполнять актерскую работу, да еще совершенно без подготовки, понимаешь, что лучше бы обошлась без лишних денег.

Мирабель с шумом набирает в грудь воздуха, но Нейл, видимо смекая, что зря ко мне не прислушался, спешит спасти положение и опережает ее:

— Послушайте, не приставайте к Сиаре с расспросами. Она устала и мечтает отдохнуть.

Мирабель и Стефани, как по команде, закрывают рты ладонями. Я ненатурально улыбаюсь. Выглядеть букой, даже перед людьми, которые ничего не значат в твоей жизни и скоро навек исчезнут из нее, весьма неприятно. Нейл, сдвигая брови, смотрит на бабушку, потом на мать.

— Кстати, а откуда вы узнали, каким мы прилетим рейсом? Я ведь никому ничего не говорил.

— Мы знали, что вы прилетите сегодня, — начинает Стефани.

— И догадались, что не поздно вечером, — подхватывает Мирабель.

— Поэтому решили приехать в аэропорт где-нибудь в полдень и подежурить там. — Голос Стефани звучит так, будто она рассказывает про нечто само собой разумеющееся.

Надо заметить, для свекрови и невестки у них поразительное понимание и лад. Они умудряются говорить почти одновременно и при этом не перебивать друг друга и не заглушать.

Нейл дергает головой и усмехается.

— Вы что же, торчали в аэропорту с двенадцати дня?

— Мы приехали немного раньше, — говорит Мирабель. Замечаю боковым зрением, сколь юношеским блеском горят ее обрамленные сетью морщинок глаза, и становится не страшно стареть.

— И встречали каждый рейс с этим вашим плакатом? — с насмешливыми нотками, из-за чего мне становится немного жаль Мирабель и Стефани, спрашивает Нейл.

— Плакат мы подняли, только когда увидели вас, — похлопывая по большой сумке, в которую она убрала свернутый в трубку постер, говорит Стефани.

Нейл прыскает.

— Вам что, больше нечем заняться?

Будь я на месте этих чудачек, наверное, обиделась бы. Они же дружно смеются.

— Занятий у нас перед завтрашним днем море, — говорит Мирабель. — На главное и самое-самое приятное — как подобает, встретить вас.

5

Что значит, по их мнению, «как подобает»? — гадаю я весь остаток пути. Лица Стефани и Мирабель светятся улыбками, и, хоть обеим явно не терпится пристать ко мне с разговорами, они держат свое любопытство в узде и лишь многозначительно переглядываются да ласково треплют нас то по плечу, то по колену. Нейл еще раз заводит разговор об отеле, говорит, что так будет удобнее всем, старается быть непреклонным и твердым, но его мать и бабушка столь шумно и эмоционально пускаются объяснять, почему об этом не может идти речь, что даже я готова согласиться с ними, лишь бы они успокоились.

Машина останавливается перед трехэтажным домом, который опоясывают фигурно подстриженные кусты. Мирабель с легкостью двадцатилетней девушки выпархивает наружу и оставляет дверцу широко раскрытой. Выхожу следом, раздумывая, откуда в ней столько задора и сил. Может, это оттого, что она рано ложится спать? Или, допустим, не ест мяса? Или просто потому, что слишком горячо любит жизнь?