2024-й

— Да, — согласился я нехотя, — «зеленые» в последние годы обрели силу. Правительства под их зверским нажимом даже принимают законы… Но они хоть о реальном мире!

Она резала бифштекс ровными дольками, красиво накалывала и отправляла в умело накрашенный рот. Ее неспешные движения, полные неясного мне очарования, на миг сбили с мысли, я же приготовил убийственный довод, а теперь он выпорхнул, как испуганная ворона.

— С точки зрения реальности, — проговорила она негромко, — так ли уж важно, чтобы женщины ходили в синтетических шубах, а не в содранных с убитых для этой цели животных?.. Это нисколько не влияет на мировую экономику.

— Так в чем же дело? — спросил я озадаченно.

— В росте нравственности, — ответила она тихо, будто сама стеснялась высоких слов. — Когда-то мы… а это действительно мы добились того, что людей перестали приносить в жертву. Здесь тоже экономика ни при чем! Людей рождалось много, почти все гибли, не доживая до полной старости, так что принести на костер или положить на жертвенный камень и, распластав, вытащить еще живое сердце было не потерей. Ни для человечества, ни даже для племени. Согласны? Это «зеленые» тех веков добились, чтобы людей заменили животными.

— Ух ты!

— А потом, — продолжала она чуточку устало, — они же добились, спустя века и тысячелетия, чтобы животных заменили чем-то еще более простым и менее кровавым: ленточками, цветами, ладаном… Вот видела, как на Пискаревском кладбище ребенок положил конфету на плиту братской могилы… Так что, Владимир… простите, как вас по отчеству?

— Просто Владимир, — сказал я поспешно и зачем-то добавил: — А то у меня отчество слишком длинное.

Она кивнула:

— Так что, Владимир, вы это зря! Над теми, кто требовал заменить человеческие жертвоприношения на животные, смеялись куда жестче, чем вы над нами. Это не упрек, просто экскурс в историю. Вы ж такие крутые, отважные, презирающие слюни… а тут вдруг нехорошо людей бросать на жертвенный камень!

Я кивнул, сказал торопливо, стараясь перехватить мысль, пока она меня совсем не втоптала в землю:

— Да-да, я понимаю, мягкие и пушистые победили крутых и жестоких. Но…

— Что вас смущает?

Я в неловкости развел руками:

— Просто мне кажется, что ваша позиция уж чересчур… Все-таки мы имеем дело даже не с жертвенными баранами! У нас только изображение. Компьютерные программы. Одни компьютерные программы бьют другие. Точнее, взаимодействуют. В результате меняется расположение пикселей… Еще точнее, пиксели на экране высвечиваются несколько в иной комбинации. В нашем случае, мне кажется, вы зашли далековато в своем странном стремлении…

— В смысле?

— Где-то ваша забота о смягчении нравов, — объяснил я, — должна остановиться. Уже сейчас она выглядит… смешной. Мне почему-то не нравится, что над вами смеются. Но что делать, у самого рот то и дело растягивается уже не до ушей, а куда-то еще дальше.

— Странно, — произнесла она задумчиво, — что это я вам такое, а не вы мне… Обычно технари обгоняют, а гуманитарии тащатся сзади и бурчат о старом добром времени. И еще, как тогда было хорошо. Но нравы все смягчались и смягчались. Именно запретами!

— Того нельзя, — сказал я иронически, — этого нельзя…

— Вот именно, — согласилась она терпеливо. — Вчера еще было можно, а сегодня уже нельзя. Потому что сегодня мы лучше, чем были вчера.

— Но куда больше? Эта политкорректность достала всех. Кто над нею только не ржет во все горло!

Она кивнула:

— Понимаю. Однако же признайте, сторонники политкорректности побеждают… Вы что, хотите еще кофе? Не стоит на ночь такой крепкий.

— Ночь еще не скоро, — сказал я.

— Вы сова?

— По обстоятельствам, — ответил я. — Иногда вообще байбак.

Официантка поставила перед нами тарелочки с горками из ягод малины, клубники, земляники и чего-то экзотического, вроде папайи. Все это утопает в густом снежно-белом креме, а в высоких стаканах с широкими раструбами нечто еще роскошнее, тоже в креме и густо посыпанное раздробленными лесными орешками, грецкими и даже кедровыми. В довершение всего наверху розочки опять же из крема и некие гребни, похожие на плавники рассерженной рыбы.

— Ого, — сказала она, — не слишком ли на ночь?

— Бережете фигуру?

— Не слишком, — ответила она бесстрастно, — просто не переедаю.